Ким Хондо, художник с дрожащими руками, прячется в деревне Ёхён, перебиваясь росписью вееров и дешёвых свитков. Его ученик Сон Джун тайком мешает краски из толчёного жемчуга и угля, пока старик спит под хриплый храп. «Если королевский портрет не закончишь к восходу луны — голова с плеч», — бормочет Хондо, разглядывая незаконченный эскиз, где вместо лица правителя — клякса. Они спорят о тенях на щеке монарха: Сон Джун тычет пальцем в холст — «Здесь должен быть свет от фонаря, а не от свечи», —
Джинсок, в засаленном комбинезоне, копался в ящике с гаечными ключами, когда зазвонил телефон. Сестра Миён, в мятом школьном пиджаке, кричала в трубку: «Аппачжи не вернулся с ночной смены. В мастерской только его часы на столе, стрелки остановились на трёх утра». За окном дождь стучал по ржавому капоту «Сонаты-95», а под ногами хрустели окурки. В углу гаража Джинсок нашёл обрывок накладной с печатью «Ханган Ривер Девелопмент» и каракулями: *7-12-4* — дата через три дня. Соён, журналистка с
Со-ми, старшеклассница, умерла во время обряда экзорцизма. Это звучит жутко само по себе, но всё становится ещё болезненнее, когда узнаёшь, что у неё было слабое сердце. И её отец, успешный кардиохирург, не может себе этого простить. Ведь именно он пересадил дочери то самое сердце, с которого, кажется, и началась её одержимость. Теперь семья готовится к трёхдневным похоронам, а он... Отец начинает слышать, как голос Со-ми зовёт его. Она умоляет, просит, чтобы он спас её. Но как? И от чего? Эта