После смерти великого Чатрапати Шиваджи его сын Чатрапати Самбхаджи принимает на себя руководство маратхами. Время было тяжелым, враги маратхской независимости стремились покорить их земли и народ. Одной из таких угроз стал Бахадур-хан, субхедар Бурханпура, который, объединившись с жестоким Какар-ханом, начал взимать с населения джизью — налог, обременявший бедняков и разрушавший общины. Слухи о страданиях людей достигли Самбхаджи, и он не мог остаться в стороне. С жаждой справедливости и
В переулках старого Мумбаи Амита Шарма, 27 лет, сжимает в руке потёртый блокнот с координатами склада боеприпасов. Её брат, Раджеш, в рваной рубашке и с пачкой сигарет в кармане, чинит мотоцикл у лавки с пряностями. «Пахнет кардамоном и порохом», — бормочет он, вытирая масло с лица. На рынке у пристани торговец рыбой кричит: «Свежие макрели!», а в толпе мелькает человек в чёрных очках — Кабир Малик, бывший военный, который теперь ищет ящик с архивными плёнками 1948 года. Амита дёргает брата за
Вишну, студент из Дели, копается в архивах университетской библиотеки, разыскивая упоминания о профессоре Радхакришнане, который внезапно исчез после лекции о миграциях 1990-х. В потёртом блокноте он записывает обрывки разговоров: старик в чайной лавке у вокзала бормочет про «ночи, когда в Сринагаре гас свет», а одногруппница Шрути передаёт конверт с выцветшими фото — на одном мужчина в военной форме стоит рядом с горящим домом. Вишну нарывается на конфликт с деканом: «Твои вопросы опаснее, чем
**Абзац 1** Раджеш, 19 лет, таскает мешки с цементом на стройке возле рынка Crawford в Мумбаи. Его сестра Мира, в потёртом школьном платье, задерживается после уроков — чистит классные доски, чтобы оплатить учебники. Однажды вечером они находят отца, Аруна, в луже крови у лавки с чаем. "Они забрали документы… сказали, земля не наша", — хрипит он, сжимая в руке обрывок газеты с фамилией застройщика Шармы. Раджеш прячет под кроватью нож-кукри, подаренный дедом, а Мира переписывает
Маули Шривастав, инспектор в потёртой кожаной куртке, каждое утро пробирается через рынок возле станции Кальян, где торговцы кричат: *«Сахиб, свежий имбирь для твоей чайницы!»*. Его кабинет на втором этаже полицейского участка завален папками с делами 1990-х годов; в углу трещит радио с новостями о пропавших девушках из соседних деревень. Начальник, Дханджпал, тычет пальцем в отчёт: *«Ты опять обыскивал склад без ордера? Пресса уже звонит!»* Маули отхлёбывает сладкий чай из жестяной кружки,
Бхавеш Джоши, 22-летний парень из трущоб Дхарави, каждый день пробирается через гудящие от генераторов переулки, чтобы успеть на смену в аптеку. Его мать, Шама, кашляет в углу комнаты с облупившейся штукатуркой, а счет за лекарства копится в ящике комода. «Ты совсем ебанулся?» — хрипит Раджан, друг детства, когда Бхавеш крадет у него старую камеру наблюдения. По ночам парень мастерит маску из обрезков кожи и проволоки, тренируется прыгать по ржавым лестницам на крышах, пока внизу торговцы карри
Самир, 16 лет, вкалывает в душной мастерской по ремонту рикш в Дхарави. Каждое утро протирает масляные руки об рваную занавеску в их лачуге, пока мать, Шанта, кашляет за перегородкой из фанеры. «Через три дня приду за долгами», — бросает Ракеш, местный браток, раздавив окурок о ржавую дверь. Самир крадет медную проволоку со свалки, но попадается сторожу — бежит через горы мусора, царапая ноги о битые бутылки. В разбитом радиоприемнике, который он выменял на пачку сигарет, Самир находит
В Мумбаи студент-программист Арджун Малик подрабатывает в интернет-кафе у рынка Кроуфорд, чиня разбитые клавиатуры и продавая пакетики с «масала-чай» по 10 рупий. Его соседка Прия Шарма, активистка из университетского клуба журналистики, находит в старом системном блоке флешку с записями переговоров между пакистанским торговцем оружием и местным чиновником. «*Yeh data police tak kaise pahunchaenge?*» («Как доставить эти данные до полиции?») — шепчет она, перебирая пластиковые браслеты на