Гюнтер Зимон

В портовых кварталах Гамбурга, среди вонзившихся в небо кранов и запаха солёной рыбы, Эрнст в рваном пиджаке с масляными пятнами на локтях спорит с докерами у бочки с углём. «Ты думаешь, Шульц из конторы сам грузы разгружать полезет, если мы приостановимся?» — бросает он, разворачивая листовки с призывом к забастовке. Его друг Фриц Янсен, коренастый кочегар с обожжёнными пальцами, шепчет: «Вчера на верфи «Блом унд Фосс» арестовали троих — за песню про красный флаг». На кухне у вдовы Беккер, где
Эрнст сидит в задней комнате гамбургской пивной «У Альберта», поправляет потёртый пиджак. Рядом Фриц, слесарь с обожжёнными пальцами, мнёт в руках листовку: «Завтра у ворот верфи — все, кто против снижения расценок». Из-за занавески доносится спор: «Опять полицаи у моста крутятся, — бормочет официантка Марта, вытирая стол тряпкой. — Слышала, вчера на Штернштрассе обыскивали». Тельман придвигает стул, чертит на салфетке план — отвлечь надсмотрщиков у угольных складов, пока грузчики перекрывают
В портовом районе Ростока рабочий верфи Ганс Беккер с утра забивал заклепки в корпус грузового судна. Его пальцы в промасленных перчатках дрожали от холода — в цеху гулял сквозняк, а угля для печки бригадир Шульц снова не достал. "Слезай, Беккер! Там трещина по шву пошла", — крикнул снизу сварщик Фриц Ланге, вытирая сажей лоб. Ганс спустился, споткнулся о ржавую цепь, упал в лужу мазута. Смех бригады, ворчание Шульца: "Срок горю — через месяц спуск на воду. А вы клоуны!"
В промозглом цеху пражского завода по ремонту трамваев, где воздух пропитан запахом машинного масла и угольной пыли, Ян Новак втихаря чинит радиоприемник для соседки Марты. Его пальцы в масляных пятнах дрожат — вчера на улице Карловой он видел, как солдаты в серых шинелях забрали сына пекаря Зденека. «Твой транзистор снова сгорел, — бросает он Марте, пряча инструменты в рваный рюкзак. — Ищи проволоку, иначе услышишь только речи товарища Готвальда». Под крышей костела св. Петра, где трещит
В Тунгусской тайге геолог Мариан Охотский находит оплавленный цилиндр с непонятными символами. Его отправляют в Берлин, где профессор Хартман, стиснув трубку в зубах, сравнивает артефакт с данными о взрыве 1908 года: «Это не метеорит. Здесь есть следы направленного излучения». На совещании в Варшаве инженер Отто Бреннекке, вытирая масляные руки об комбинезон, набрасывает схему корабля: «Если заменить кремниевые пластины на вольфрамовые, выдержит радиацию». Советский врач Ирина проверяет
В Дрездене, на обледеневшем берегу Эльбы, докер Фриц Шульце споткнулся о металлический ящик, зарытый под корягой. «Слушай, Эрих, тут не игрушки — печати Штази», — прошептал он напарнику, вытирая грязной рукавицей снег с крышки. Внутри — папка с чертежами моста и перечнем радистов, залитые коричневыми пятнами, похожими на кровь. Инспектор Мартин Браун, разворачивая сизый от сырости документ, хрипло бросил агенту: «Кладовщик с фабрики «Роте Фане» — его допросить до заката. И найти ту официантку
В цеху ленинградского завода "Красный пролетарий" слесарь Виктор Сазонов, протирая тряпкой замасленные руки, спорил с болгарским инженером Любомиром Станчевым о чертежах пресса. "Ты гайки перетянешь — шахта треснет, как в Софии в 68-м", — хрипел Любомир, тыча пальцем в кальку. После смены Виктор заходил в общежитие к немке Ирме Фольц, которая чинила радиоприемник, обменянный на пайку хлеба: "Схемы теряешь, как ваши комсомольцы значки". На утренней планерке в