Зоя Толбузина

В Ленинграде, в коммуналке на улице Чайковского, инженер Виктор Семёнович Голубев каждое утро заваривает чай в алюминиевом чайнике, пока соседка, Марья Петровна, стучит костяшками пальцев по его двери: «Опять воду кипятишь? Счётчик крутит!» Он игнорирует, перебирает чертежи моста через Неву, которые надо сдать к пятнице. На заводе «Красный путиловец» начальник цеха, Борис Игнатьев, хрипло кричит: «Ты что, Голубев, сопли жуёшь? Болты не по ГОСТу — вся конструкция плясать будет!» Виктор молчит,
Сергей, худой парень в рваной гимнастёрке, пробирается через заросший бурьяном овраг возле деревни Горячинец. С ним Варя, которая всё время поправляет платок, завязанный узлом под подбородком. Они нашли старый сарай с провалившейся крышей, где Петрович, бывший тракторист, пытается собрать рацию из обгоревших проводов и аккумулятора, снятого с брошенного «опель-капитана». «Детали не бьются, если постучать», — бормочет он, стуча кулаком по корпусу. Варя достаёт из кармана смятый листок с
Лето 1941-го. Представь: горстка парней в гимнастерках – совсем зеленые, даже винтовки в руках держат как-то неловко, будто вчера еще сено вилами перебрасывали. А вокруг – дым, гарь, и этот вечный гул где-то за спиной, как будто сама война дышит в затылок. Отступали они тогда к переправе, даже не взвод уже, а так – тень от роты. Все свои полегли где-то назад, а эти чудом вынырнули из котла. Как щенки слепые в чаще – ни карт, ни связи, только инстинкт: идти туда, где, кажется, еще свои...