Антанас Габренас

Капитан Игорь Семёнов, затянувшись «Беломором», смотрит на карту Баренцева моря, разложенную на столе с облупившейся краской. В углу каюты — потёртый чемодан с наклейками портов Мурманска и Архангельска. Штурман Лидия Маркова, поправляя очки, бубнит: «Лёд движется быстрее расчётов. Тут… погрешность». Механик Геннадий Петров, пахнущий соляркой, втирает в руки мазь от ожогов — в машинном отделении сорвало клапан. Рация трещит: «„Альбатрос“, подтвердите курс…» Семёнов глушит микрофон ладонью:
Витька, щурясь от солнца, забивал гвозди в корпус старой лодки — доски взяли в порту у дяди Миши, сторожа склада. «Опять криво!» — Генка держал фонарь, пока Маша чинила разорванную сеть, притащенную с рыбного рынка. Никифорыч, бывший боцман с «Красного вымпела», проходил мимо, бросил: «Смолу не грели? Щели зальёт при первом же отливе». Ребята молча переглянулись — банку со смолой забыли у печи в котельной. Запах гниющих водорослей, масляные пятна на воде, крики грузчиков за стеной ангара —
Андрей, он же Хорхе Мендес, втирается в мадридские круги через бар «Эль Соль», где местные завсегдатаи обсуждают новости под треск гитары. Его связной Пако, в потёртом пиджаке с пятном от хереса, передаёт шифровку через меню: *«Завтра в порту. Ящики с апельсинами не для экспорта»*. Андрей, разминая в пальцах оливковую косточку, бросает: *«Если в ящиках окажутся не фрукты, твою голову выловят первым»*. Утром он замечает слежку — мужчина в сером берете курит у газетного киоска, слишком часто
В Ленинграде, в коммуналке на Невском проспекте, живет Иван Петрович Соколов, 58 лет, электромонтер завода «Красный Октябрь». Каждый декабрь его назначают Дедом Морозом для детских утренников — из-за густой бороды и басистого голоса. Жена умерла десять лет назад, взрослая дочь Татьяна работает в аптеке, звонит редко. Иван Петрович тайком чинит сломанные гирлянды в подсобке цеха, пряча серебряные блестки в кармане телогрейки. Сосед Семён, водитель троллейбуса, подкалывает: «Тебе бы в цирк, а не
Виктор Свиридов, в прошлом шулер с длинными пальцами и привычкой крутить в руках потёртую монету, пытается завязать с картами. Он мотается между биржей труда и прокуренной кухней в коммуналке на улице Гагарина, где соседка Мария Степановна вечно ворчит на грохот кастрюль. В кафе «Уют» за углом, где пахнет пережаренным маслом, местный авторитет Грач в кожаной куртке с оторванной молнией ставит перед ним стакан холодного чая: *«Витя, ты ж знаешь — обратной дороги нет. Козырных тузов в колоде не