А пароходы гудят и уходят... (1972)

Витька, щурясь от солнца, забивал гвозди в корпус старой лодки — доски взяли в порту у дяди Миши, сторожа склада. «Опять криво!» — Генка держал фонарь, пока Маша чинила разорванную сеть, притащенную с рыбного рынка. Никифорыч, бывший боцман с «Красного вымпела», проходил мимо, бросил: «Смолу не грели? Щели зальёт при первом же отливе». Ребята молча переглянулись — банку со смолой забыли у печи в котельной. Запах гниющих водорослей, масляные пятна на воде, крики грузчиков за стеной ангара — каждый день после школы они пробирались сюда, в полузаброшенный док, где ржавел каркас баркаса.

Шторм накрыл внезапно: волны били в щиты, прикрывавшие лодку. Маша, промокшая до нитки, кричала сквозь ветер: «Вёсла под грузом!» — но ящик с инструментами уже унесло в море. Витька ругался, вытирая ладонью лицо: «Теперь хоть до осени копи...» Генка нашёл обломок весла у пирса №3 — там, где рыбаки чистили камбалу, оставляя чешую на камнях. Никифорыч принёс трос и клещи: «Тащи сюда, не ной — свяжем». К вечеру, когда тучи разошлись, спустили лодку на воду. Жёсткие ладони, солёные губы, смех — всё смешалось под крики чаек.