Илья Тюрин

Петя, щурясь от солнца, бежит через парк, обходит треснувшую вазу с астрами у входа в цирк-шапито. В раздевалке за кумачовым занавесом клоун Смешилкин чинит поношенные ботинки суперклеем, пахнущим ацетоном. «Опять Витька мой грим раскидал?» — бормочет он, находя за ящиком с реквизитом расплющенную тюбик краски «Киноварь». Петя, достав из рюкзака смятый бутерброд с докторской колбасой, делится: «Мама говорит, цирк — это ненадолго. После седьмого класса — в ПТУ». Смешилкин хлопает его по плечу,
Вера Семёновна, пенсионерка с костяными шпильками в причёске, каждое утро ставит чайник на плиту в коммуналке, пока её соседка Люда, студентка-химик, пытается заклеить скотчем трещину на общей вазе. В коридоре водитель Николай Петрович ругается из-за очереди к телефону: «Опять все трубку не кладут! У меня смена через полчаса!» Его перебивает Костя, Людин муж, который тащит в комнату старую шину для самодельного дивана: «Спокойно, коллега, я вот только бабушку предупредить — вода опять из крана
В промозглом ленинградском дворе-колодце, где белье на веревках треплет ветер с Невы, десятилетний Гриша Королев находит в подвале ржавую лампу с гравировкой «СЗМ-62». Вместе с соседкой Ирой Петровой, дочкой слесаря с завода «Красный октябрь», они чистят находку керосином из канистры за гаражом. «Смотри, тут шестеренки, как у папиных часов», — Ира щупает механизм закопченными пальцами. Ночью лампа просыпается гулом: из спиралей дыма возникает фигура в промасленной телогрейке, называющая себя