Muhamed Hadzovic

Эмили, 22 года, каждое утро разливает эспрессо в крохотной кофейне на углу 5-й улицы в Бруклине. Арда, студент-архитектор из Стамбула, берет капучино с двойной пенкой и оставляет мокрое кольцо на конспектах о готических соборах. «Ты опять не спала?» — тычет он в синяки под ее глазами, перемазанные консилером из аптеки за углом. По вечерам они прячутся от осеннего дождя под маркизой кинотеатра «Рокси», спорят о разнице между «тоской» и «sehnsucht», пока Лейла, соседка Эмили по общежитию,
Эмир, 28 лет, копался в двигателе «Фича» 1983 года в гараже на окраине Сараево. Рядом валялись промасленные тряпки, пахло бензином и жареным луком из соседней пекары. Его напарник Марко, переехавший из Белграда год назад, спорил о футболе с клиентом-дальнобойщиком: «Црвена Звезда без Караджича — как ćевап без лука!» Эмир молча протянул гаечный ключ — болт на выхлопной трубе не поддавался. В обеденный перерыв, сидя на ящиках из-под пива, они делили плескавицу. Марко вдруг спросил, глядя на
Младен, 17 лет, таскает кирпичи на стройке у обмелевшей реки Босны. После смены бежит в аптеку на окраине Сараево — у матери, Даницы, обострился туберкулез. Аптекарь, старик с желтыми пятнами на халате, щелкает счеты: *«Стрептомицин? Третий месяц нет. Спроси у тех, кто возит из Хорватии»*. По дороге домой Младен замечает Сару, девчонку из цыганского квартала: она выменивает сигареты на банку тушенки, прячет под рваным платком. Даница кашляет в подушку, на столе — пузырек с самодельным сиропом