В усадьбе под Нижним Новгородом 17-летняя Варвара Ржевская каждое утро перевязывает раны крестьянам в старой часовне, переделанной под лазарет. Её младший брат Фёдор, щурясь от дыма печи, таскает вёдра с кипятком, ворча: *"Опеть эти бинты стирать? У нас мыла-то на три дня..."* Варвара, смазывая ожоги на руке кузнеца Артёма, шепчет: *"В амбаре за ржаной мукой — ящик с травами от Марфы-повитухи. Принеси, пока отец с дозором не вернулся".* По ночам она пробирается в город через
Элиф, 17 лет, возвращается из школы в квартиру на третьем этаже старого дома в Бейоглу. В прихожей пахнет корицей — мать Айше, швея с облупившимся наперстком на пальце, готовит *шакшуку* на обед. На столе — счет за электричество с красной пометкой «просрочено». «Почему не сказала?» — Элиф хлопает ладонью по бумаге. Айше отворачивается к машинке: «Не твои дела. Садись есть». Вечером дочь находит спрятанные таблетки от мигрени и сломанные часы отца, который исчез пять лет назад, оставив только
Анна, продавщица из булочной на углу Садовой и Ленина, разбила молотком плитку в ванной, когда пыталась закрепить протекающий кран. На рынке «Стройматериалы» она пялилась на полки с гвоздями, пока Дмитрий, сварщик в замасленной куртке, не ткнул пальцем в коробку: «Бери шестидесятку — с такими хоть петуха на заборе чини». Они пошли пить чай из ее термоса на остановке у ДК Горького; он рассказывал, как в детстве разводил голубей на крыше пятиэтажки, а она смеялась, вытирая пальцем крошки с газеты