Санни Каушал

В Мумбаи, на переполненном Чора-Базаре, 22-летняя Амира каждое утро разливает масала-чай в крошечной лавке с потрескавшимися стенами. Её руки пахнут имбирём и гвоздикой, а в кармане затертый блокнот со стихами, которые она пишет после смены. Однажды к стойке подходит Радж, парень в потертой кожаной куртке, заказывая чай с лишней пенкой: «Твои ладони в корице — это специальный ингредиент?» — шутит он, пока она, смущённо пряча шрам на запястье от детской травмы, роняет глиняную пиалу. Он помогает
Анита втирает пятно от карри на своей старой сари, пока Раджа, её муж, спорит с братом о кредите для ремонта лавки с пряностями. «Сколько можно? — стучит кулаком по столу Раджа. — Твои долги погубят нас раньше, чем дожди». За стеной Аарьян, сосед-фотограф, ретуширует снимки для свадьбы дочери местного политика. Его взгляд цепляется за Аниту через треснутое окно — она выносит мусор, обернув концы сари в кулак. «Поможешь с доставкой завтра? — кричит он, пряча руки в карманы. — Дам половину
Аруш, парень из Дхарави, каждое утро пробирается через узкие переулки к заброшенному складу, где репетирует с группой «Бхагвати Брейкерс». Его кроссовки, переклеенные скотчем, скрипят на бетонном полу, пока он отрабатывает прыжок через спину Раджа, который вечно ворчит: «Снова наступил на мой шарф!» Дома отец, доктор Шехават, швыряет на стол брошюру медицинского колледжа: «Или учись, или убирайся с этими уличными клоунами». Аруш прячет потертый блокнот с хореографией под матрас, где уже лежат
Арун, молодой солдат из Пенджаба, каждое утро зашивает дыру в сапоге, проклиная липкую влагу сингапурских джунглей. Рядом Сурадж, вечно жующий сушеный тамаринд, рисует углём на обрывке газеты карту маршрута домой — через Рангун, Калькутту, Лахор. «Ты слышал, как вчера Махендра свалился в траншею из-за этих чёртовых пиявок?» — хрипит он, тыча пальцем в болотистую тропу. Кавита, медсестра с обожжёнными кислотой руками, молча перевязывает фурункул на шее Аруна; её амулет в виде сломанной стрелы