Мохамед Мамдух

Амир, затянутый в потёртую куртку с капюшоном, ковыряет ножом треснувший камень у подножия пирамиды в Гизе. Рядом Лейла, в синем хиджабе, вытирает пот со лба и тычет пальцем в карту, на которой чернила расплылись от влаги: «Здесь должен быть вход, но пески всё сдвинули». Они ищут подземный тоннель, упомянутый в дневнике её покойного отца — археолога, чьё тело нашли неделю назад в канаве под Каиром с запиской «Они близко» на арабском. Халед, третий в группе, молча ковыряет песок сапёрной
Амира, молодая реставраторша из Каира, каждое утро протирала пыль с витрин в зале Древнего царства. Ее коллега Халед, вечно жующий кунжутную халву, как-то бросил, указывая на статую Анубиса: «Смотри, трещина на основании — будто кто-то пытался ее сдвинуть». Запах ладана из сувенирной лавки смешивался с гудками такси на улице Аль-Муиз. Вечерами Амира задерживалась, разбирая ящики с новыми поступлениями — между обрывками льняной ткани она нашла медный амулет в форме скорпиона, обмотанный
В Каире, на переполненном рынке Хан эль-Халили, 45-летний Саддам аль-Баради торгует поддельными духами из пластиковых бутылок. Его дочь Аиша, 19 лет, тайком рисует граффити на стенах заброшенной фабрики в Шубре, изображая фараонов с газовыми масками. Каждое утро Саддам завтракает фуль с тмином в кафе «Аль-Нур», где владелец Халед уговаривает его: «Брось это дело, возьми кредит на ларёк с чебуреками — полиция опять конфискует твой товар». По вечерам Саддам ищет брата-дальнобойщика Фарука,