Эйлюль, 23 года, с утра до ночи торчит в мастерской за ткацким станком в деревне под Трабзоном. Ее старшая сестра Фатьма пытается выдать ее замуж за вдовца-рыбака: *«Он даст крышу, а ты ему носки штопай. Чего тебе еще?»* Эйлюль сбегает на автобусе в Стамбул, прихватив только мешок с шерстяными нитками и потрепанный блокнот, где записывает цены на продукты — яйца подорожали на 15 лир за месяц. В городе она селится в общежитии для студенток, подрабатывает уборкой в кафе «Халва» на улице
Элиф, 16 лет, возвращается в квартиру на узкой улочке Бешикташа, где пахнет жареными каштанами с соседнего лотка. Зейнеп, 35, её мачеха в выцветшем фартуке, ставит на стол *менемен* с брызгами масла на плите. «Почему в дневнике пусто?» — Зейнеп тычет пальцем в электронную систему школы. «Ты не мама, чтобы следить», — Элиф бросает рюкзак на диван, задевая вазу с искусственными ромашками. По вечерам Зейнеп стирает форму Элиф, обнаруживая в кармане смятые листовки с концертов рок-групп, которые та
Эмир, пятнадцатилетний парень с царапиной на щеке, каждое утро пробирался через завалы на улице Фатих, чтобы принести воды из колонки. В его комнате, где обои отклеились возле окна, теперь спал Арда — солдат с потрепанным жетоном на шее, которого мать Эмира прятала от патрулей. «Ты что, картошку чистить будешь или так и будешь на стенку пялиться?» — бросил Эмир, кидая в Арда нож. Тот поймал лезвие за рукоять, не отрываясь от починки старого транзистора: «У вас даже ток нестабильный. Как вы тут
Знаешь, иногда сюжеты фильмов так переплетают жизнь героев, что хочется крикнуть: «Да одумайтесь же вы!». Вот представь: два клана, веками враждующих, наконец-то заключают перемирие. Казалось бы, точка? Как бы не так! В день примирения брат Зилан — этой огненной девушки с взглядом, который и режет, и манит — вдруг хватает нож и... Всё, пиши пропало. Снова кровь, снова ненависть. А дальше — гениальный (или безумный?) ход старейшин: «А давайте поженим наших упрямых отпрысков!». Представляешь?
Представляете, начало XVIII века, Османская империя ещё стоит как гигант — вроде бы монолит, но если приглядеться, уже трещинки по краям видны. Раньше их замечали только самые прозорливые, а теперь эти болячки всплывают, как масло на бульоне. И всё это под чутким руководством султана Ахмеда — парня, про которого в гареме шептались: "Ума палата, да энергии хоть отбавляй!" Ну, знаете, такой правитель, который и коня на скаку остановит, и закон за ночь перепишет. Но, блин, спокойно тут
**Первый абзац:** Яман, парень с рыбного рынка, каждый день к четырем утра уже на ногах. Фартук в чешуе, руки в слякоти – разгружает лед, чистит камбалу. Отец, Мехмет, вечно бубнит про "семейное дело", а Яман мечтает о своем гараже. В старом том, у причала, где с Айдыном ковыряются в моторе "Жигулей". "Кредит не дают, Яман", – Айдын бьет ключом по ржавчине. "Ну и хрен с ним", – Яман швыряет тряпку. А еще Аслы, подруга детства, работает в аптеке напротив.