Алексей Рахманов

Света приезжает в Нижний Новгород из Москвы на электричке, за ней следом — Наташа с чемоданом, обклеенным авиационными наклейками. В доме на улице Чкалова их ждет Лиза, местный фельдшер, которая уже неделю пытается отмыть плесень в ванной. Мать, Галина Петровна, сидит на кухне, перебирает пуговицы из жестяной коробки: *«Продам, пока не сгнило всё. Дачники дадут полтора миллиона — и ладно»*. Света достает из сумки договор с риелтором, Наташа стучит ножом по банке с солеными огурцами: *«Ты хоть
Анна, библиотекарь из Заозёрска, каждое утро заклеивала корешки потрёпанных книг клейстером, пока сосед Игорь, электрик из ЖЭУ, чинил проводку в полуразвалившемся ДК. «Опять фазник сгорел, — бормотал он, вытирая руки об рваный свитер, — лучше б эти танцы запретили». Они клеили афиши к сельскому фестивалю: местный ансамбль «Берёзка» должен был станцевать кадриль с частушками, но баянист Валера запил, а гармонистка Глафира сломала бедро, упав с табуретки во время сбора огурцов. Люда, племянница
Знаешь, иногда самые запутанные дела оказываются самыми заманчивыми. Вот взять Макара — частного детектива, который вляпался в историю с пропажей Эллины, дочки этой самой Гольц, владелицы кучи дорогих салонов красоты. Тринадцать детективов до него сдались, а он как услышал — глаза загорелись. Ну типа: «Сложно? Да это ж круто!» Честно, я бы на его месте сто раз подумал. Там же не просто «исчезла» — все следы будто ножом срезаны. Ни звонка, ни записки, даже любимую собаку бросила. Странно,
Представь себе Польшу начала 50-х: серые улочки, запах шоколада с местной фабрики и советские солдаты на каждом углу. Вот туда-то и заносит простого парня Шуру — ну знаешь, такой открытый, немного наивный, с горящими глазами. И встречает он Эльзу, эту польскую девчонку с упрямым взглядом. Вроде бы искра между ними пробежала, свидания назначают... А она ему: «Только не сейчас». Раз за разом. То работа, то дела — всё как в том анекдоте про завтрак, обед и ужин. Но чувствую же — не в занятости