Габи Эспино

Лина, барменша с татуировкой дракона на запястье, нашла в подсобке за ящиком дешевого виски коробку, перевязанную рыболовной леской. Внутри — пачки долларов, пахнущие рыбой, и записка: *«До рассвета вернешь вдвое»*. Её брат Кайл, в потрёпанной косухе, пришёл через час, бросил ключи от мотоцикла на стойку. "Спрячь это, сестрёнка. На пару дней," — голос хриплый, как после ночи в подпольном клубе «Черный ястреб». Лина заметила царапины на его руках — словно от когтей. За дверью бара
Карла, бухгалтер в небольшой фирме на окраине Мехико, каждое утро толкается в метро, зажатая между студентами и торговцами с лотками. Её муж Серхио, инженер на заводе, уже три недели спит на диване — после ссоры из-за пропущенного юбилея свекрови. В четверг, пока Карла разогревала остатки *моле* в микроволновке, её старшая дочь Лусия заявила, что бросает университет, чтобы стать тиктокером. «Ты живешь как робот, мама. Мне так не надо», — бросила та, хлопнув дверью. В тот же вечер Карла,
Линда Паркер, 42 года, стирает в гараже окровавленную фланелевую рубашку мужа Грега, пока их дети — Эмили, 16, и Джейкоб, 12 — спят на втором этаже дома в городке Ред-Спрингс, Арканзас. На кухне остались следы борьбы: разбитая кружка с надписью *«Лучший папа»*, лужа холодного кофе на линолеуме. Утром Линда звонит подруге Карле, говоря, что Грег уехал на рыбалку. «Он же ненавидел окуней», — хрипит Карла в трубку. «Ты что, с ума сошла? Они найдут его тело в озере». Линда перебивает: «Никто не
Знаешь, как это бывает? Кажется, вся жизнь рухнула в один миг. Санта… Представь: у неё буквально вырвали мужа из рук — подлый заговор, грязные интриги. И после этого ты должна просто взять и жить дальше? Да она же сгорала изнутри! Эта адская боль, которая сначала сводила с ума, потом превратилась в холодный, расчётливый огонь. Месть — вот что стало её кислородом. Всё продумала до мелочей, каждую деталь… Казалось, ни одна ниточка не выбьется из узора. Но жизнь, чёрт возьми, всегда смеётся над
Знаешь, как бывает — вроде человек хороший, а жизнь заставляет крутиться в такой мясорубке, что волей-неволей срываешься. Вот этот парень, Анхель... Ну, Сальвадор, да. Представляешь? Вырос в каких-то задворках под Нью-Йорком, отца в глаза не видел, мать одна тащила. И ведь не сказать, чтобы он был плохим — слухами ходит, что парень и рисует классно, и с людьми мягкий. Но улица, она ж как... Втихаря учит своему. А потом — бац! — и вот он уже вор, хоть и не по душе ему это. Сердцем-то он,