Нори Сато

Джейкоб, археолог из Чикаго, копался в коробках с глиняными табличками на блошином рынке в Бангкоке, когда старуха-продавец сунула ему амулет с треснувшим глазом. «Брать нельзя,» — прошипела она, но он уже сунул безделушку в карман. Через три дня Анурат, студентка из Чиангмая, нашла его в баре возле канала Кхлонг-Той — у него тряслись руки, а на шее виднелись синие полосы, будто от удавки. «Вы разбудили *пхи* из храма Ват-Саван,» — сказала она, доставая из сумки потрепанный блокнот с рисунками
Ая Таканаси, 28 лет, в рыбном порту Осаки разгружает коробки с кальмарами. Её желтый дождевик покрыт рыбьей чешуей, а шрам на ладони от ножа не заживает из-за постоянной сырости. В Осло Ларс Йоргенсен, 32 года, просыпается в квартире с видом на фьорд, варит кофе с кардамоном и разглядывает старый фотоальбом — между страницами затерялся снимок японского храма с подписью *"Хигаси, 1987"*. В Копенгагене Майя Сёренсен, 30 лет, чинит проколотую шину на своём чёрном велосипеде, ругаясь на
Знаешь, есть такие фильмы, после которых сидишь, смотришь в потолок и думаешь: "Как вообще так можно?". Вот эта история... Будто тебе в руки дали хрупкую стеклянную бабочку — и тут же бросили камень. Любовь здесь не про розовых пони и конфетти, нет. Она больше похожа на осенний лист — вроде летит красиво, а приземляется в лужу с грязью. И смерть тут не злодейка с косой, а скорее тихая соседка, которая всё время норовить зайти "на чай" без приглашения. Меня до сих пор мурашки