Шон, 22 года, раскладывает банки с фасолью в супермаркете *Brighton Fresh*. За углом слышит смех коллег: «Ты серьёзно повелся на этот конкурс? Там же нельзя даже целоваться!» Дома, в домике с облупившимися синими ставнями, мать ставит перед ним чашку чая с трещиной на ручке. «Деньги на ремонт крыши не упадут с неба, мам», — бормочет он, скроллят условия акции на смартфоне. Эмили, его девушка-парикмахер, соглашается поддержать: «100 дней — не вечность, правда?» Но уже через неделю её голос в
Герберт Кланкерданк, 58 лет, в помятом твидовом пиджаке, копался в ящиках старого комода на третьем этаже лондонского таунхауса на улице Грейсмор-роуд. Нашел ключ с облупившейся синей краской — тот самый, который Мэйбл, соседка снизу, называла «чертовым шпунтиком». «Ты опять в мусоле везешься?» — крикнула она через дверь, запах жареной рыбы с ее кухни смешивался с пылью. Герберт проигнорировал, спустился в паб «Кривой якорь», заказал эль, потягивал, глядя на трещину на потолке в форме