Лиен вытирает стойку в кафе на улице Ханг Бак, когда в пятый раз за день замечает мелькнувшую тень. Ее пальцы сжимают влажную тряпку, оставляя разводы на дереве. «Опять эти силуэты у холодильника… они шепчутся, пока я не поворачиваюсь», — бросает она Миню, который режет лаймы для мохито. Минь пожимает плечами, кивая на синие шторы у входа: «Сходи к гадалке Нгок — та с прошлой недели у свитшопа сидит. Говорит, у тебя *âm khí* — мертвое цепляется». Лиен смеется, но после смены задерживается у
Линь, 17 лет, протирает пыль с пересохшего аквариума в своей квартире на пятом этаже хрущевки в районе Тхатьбан. За окном — разбитая детская площадка, где раньше собирались подростки, теперь там ржавые качели и обгоревший диван. Мать целыми днями шьет маски на фабрике: «Не выходи из дома, вода опять пропала», — бросает утром, завязывая платок. Линь игнорирует, пробирается через завалы мусора к рынку Батьма, где Туан, парень с шрамом через бровь, меняет консервы на батарейки. «Ты знаешь, где
Линь, двадцатитрехлетняя официантка из хойаньского кафе «Сонг Хыонг», каждый вечер протирала столики возле крошечной сцены, где местные музыканты исполняли баллады. Её пальцы замирали на грязной тряпке, когда певица Май выходила в блёстках под свист публики. «Зачем тебе это? Ты же даже ноты не знаешь», — фыркал владелец заведения, господин Зыонг, разглядывая её потрёпанный блокнот со стихами. Однажды Линь украдкой взяла микрофон после закрытия, но её перехватил гитарист Нгиа — парень в потертой
Линь, ассистентка в фирме Тханя, каждое утро протирала пыль с его старого чертёжного стола в офисе над озером Возвращённого меча. «Кофе без сахара, как всегда?» — бросала она, поправляя папки с проектами *Hanoi Tower*. Тхань, не отрываясь от эскизов бамбуковых стеллажей, кивал: «И разбери почту. Вчера клиент из Хошимина звонил три раза». В перерывах Линь заказывала *бань ми* с грибами у уличного продавца возле собора Святого Иосифа, а Тхань ворчал, что крошки застревают в клавиатуре. Однажды
Тхань, уставший водитель маршрутки, заметил, что родинка на левой щеке сына исчезла, когда купал младенца в жестяном тазу. Его жена Линь, пахнущая луком и кинзой с рынка Донг-Суан, сначала отмахнулась: «Свет из окна искажает», — но сама перерыла вышитую сумку с документами из роддома. В графе «вес при рождении» стояло 3,1 кг, а сейчас дома весы показывали 4,5. «Это не наш сын», — прошептал Тхань, пока соседка снизу стучала шваброй в потолок из-за пролитой воды. Линь дрожащими пальцами нащупала