Лиза Мюллер, затянутая в чёрное пальто с потрёпанными пуговицами, выходит из регионального автобуса в Штернберге. Отец, Карл, встречает её у вокзала, швыряет чемодан в багажник старого «Опеля» и бурчит: «Три года. Даже когда Эльза уходила, ты предпочла презентацию в берлинском офисе». В пекарне «Мюллерброт» пахнет горелым миндалём — духовка сломалась неделю назад, но Карл махнул рукой. Лиза, разбирая папки с долгами, натыкается на фотографию матери у кассы: «Ты мог просто позвонить, вместо того
Лена, работница берлинской текстильной фабрики, между сменами в цеху с грохочущими станками нашла в стене общежития потрепанный дневник 1943 года. На страницах, пропахших плесенью, кто-то мелким почерком описывал побег из Брюсселя через подземные тоннели под улицей Rue des Bouchers. «Они закрыли пекарню, но мы оставили след в муке», — прочитала она вслух, пока сосед Томас, студент-историк, чинил велосипед у окна. Он уперся ладонью в раму: «Смотри, здесь отметка — завод в Кройцберге. Этот район
Лиза Мюллер, дочь автомеханика из Нойкёльна, нашла в старом чемодане отца карту подпольных туннелей под Берлином. Вместе с Йонасом — парнем в рваной кожаной куртке, который чинит велосипеды за еду — они пробираются через затопленные коридоры. «Здесь пахнет ржавчиной и грибами», — шепчет Лиза, спотыкаясь о рельсы разобранной узкоколейки. На поверхности Тим, их связист с пирсингом в брови, ловит сигнал рации: «Копы у старого элеватора. Ищите вход через канализационный люк за баром *Zum Spatz*».
Лена Штраус, 23 года, работает в маленькой пекарне на окраине Берлина, где каждое утро замешивает тесто для *Brezel* и смотрит, как старики пьют *Milchkaffee* у витрины. Её сосед Юлиан Фогель, 25, пишет диссертацию по квантовой физике, но чаще ремонтирует старый мотоцикл «MZ» во дворе дома на *Kastanienallee*. Их пути пересекаются, когда Лена, опаздывая на работу, зацепляется юбкой за руль его велосипеда: «*Verdammt, lass los!*» — кричит она, пытаясь вытащить ткань, а Юлиан молча достаёт
В семнадцать всё летит в тартарары — Милан наконец признается сам себе, кто он на самом деле. А попробуй выговори это вслух лучшему другу, когда внутри будто камни скребут! Не вышло. Слова застряли где-то в горле, а взгляд приятеля — холодный, растерянный — добил окончательно. Ну и что делать, если даже воздух кажется густым, как сироп, а каждое утро начинается с мысли: "А может, просто... не просыпаться?" Машина, ночь, скорость — не помнит толком, как вышло. Очнулся — гипс, трубки,