Хан Джи-хё

Сохён, 28 лет, в синем фартуке с пятном от латте, стирает меловой график смен в кафе *Starline*. За окном — серый Пусан, дождь стучит по пластиковым козырькам. В 19:03 звонит Минджун: «Не смогу сегодня. Работа». Она роняет телефон в ведро с пеной, вспоминая, как он не заметил ее новой сережки вчера. «Ты вообще помнишь, что у меня выставка?» — спрашивала, нарезая клубнику для чизкейка. Он поправил галстук с логотипом строительной фирмы: «Конечно. У тебя же эти… цветочки». Вечером Сохён стоит
В душном баре «Красный Клен» Юнджу, поправляя очки, разливает сочжу в потрескавшиеся рюмки. Дживон, смахнув волосы с лица, тыкает вилкой в остывшие кимчи-пальчики: «Опять этот идиот заставил переделывать презентацию в три ночи». Ходжин, закатав рукава блузки, перебирает салаты, откладывая морковь. За соседним столиком грохочет пустая бутылка, официант кричит через шум телевизора с бейсбольным матчем. Юнджу подливает всем, бормоча: «Если бы не эти выходные, я бы давно сбежала в Чонджу сажать
Ха На Хи, в потёртой кофте с капюшоном, засовывает пачку сигарет под кровать, пока мать звонит в пятый раз за час. «Опять лекции пропускаешь? Ты должна сосредоточиться на юриспруденции!» — голос в трубке режет как нож. На Хи молча кладёт телефон на стол, где валяются конспекты по музыке, и убегает в кафе на подработку. Там, за стойкой с подтёками кофе, она сталкивается с Ли Сан У, который в чёрных наушниках напевает что-то из Nirvana. «Ты опять пролила латте на мою гитару», — бросает он, но