Кассандра Френч

В старом монастыре на окраине Йоркшира сестра Агата, строгая и молчаливая, обнаруживает в саду за часовней окровавленный платок с вышитыми инициалами «М.Р.». Она прячет находку под рясой, пока другие монахини идут на вечернюю молитву. В трапезной младшая послушница, Лидия, роняет поднос с глиняными кружками: «Он снова приходил… я видела в окно». Настоятельница мать Изабелла прерывает шепот резким хлопком в ладони: «Молчите. Слухи — грех». Ночью Агата пробирается в архив, листая пожелтевшие
Эмили Харт, детектив из лондонского участка на Фенчерч-стрит, каждое утро начинала с чашки слишком крепкого чая и просмотра архивных дел о нераскрытых убийствах. Её стол был завален фотографиями: жертвы с перерезанными горлами, на груди каждой — клочок газеты с датой «1888». «Опять играет в кошки-мышки», — бурчал её напарник, Томми Грейвз, разглядывая свежую записку, найденную в кармане жертвы у мясных лавок Боро. «*Ты ищешь тени, а я режу по живому*», — прочитал он вслух, смяв бумагу. Эмили
Лила, 22 года, моет чашки в кафе на углу Брик-Лейн. На фоне гула кофемашины и криков уличных торговцев она слышит, как ктото напевает мелодию из детства. За стойкой появляется Томас, парень в потрепанной косухе, с гитарой за спиной. "Знаешь, это *Carrickfergus* — бабушка всегда пела, когда чинила сети", — бросает он, разглядывая меню. Лила замечает шрам на его руке — след от ожога, похожий на карту острова. Они договариваются встретиться завтра у старого дока, где Томас играет для
Эмили, 27 лет, в рваных джинсах и кожанке, нашла потрёпанный блокнот в сейфе отца, Джека, после его похорон. Клуб «Граничный свет», который он содержал, пах старым пивом и сигаретным дымом. На страницах — имена, суммы, пометки о «стирке» через автоматки на Брик-Лейн. Её сестра Софи, 24, в очках с толстыми линзами, тыкала в записи ногтем: «Ты вообще читала, что он тут написал? Вон, смотри: "Костюм для Харриса — 500". Это про того Харриса, которого в реке нашли?» В углу комнаты гудел
Лена, в рваной джинсовой куртке, каждое утро протирала витрину антикварной лавки на Брикстон-роуд. Рядом валялся её брат Томми, ковыряя паяльником в радиоприёмнике 70-х: «Опять эти провода путаются, чёрт…» За углом, в кафе «Ржавый котел», официантка Марта подбирала осколки разбитой чашки — клиент в чёрном плаще резко встал, услышав, как Лена в разговоре упомянула «клоуна с треснувшей щекой». «Вы тоже её видели?» — мужчина схватил Лену за локоть, оставив на стекле витрины жирный отпечаток. Томми
Если бы ты встретил Лукаса и Альберта в пабе где-нибудь на окраине Манчестера, сначала решил бы, что они просто два чудака, которых свела случайность. Лукас — вечный мечтатель с блокнотом в руках, вечно витающий в облаках и строчащий стихи под стук дождя по крыше. Альберт же — его полная противоположность: грубоватый, с вечной сигаретой в зубах и взглядом, от которого даже бармены нервничают. Но связывает их не кровь, а что-то глубже — тайна, закопанная в прошлом их семьи, о которой оба молчат,
Знаете, иногда детские кошмары оказываются правдой — вот так история у Джун и Карла. Они своими глазами видели, как убили их родителей, но кому поверишь, если рассказать, что виновник… э-э-э… *не совсем человек*? Пришлось молчать годами, пока Карл вдруг не наложил на себя руки при странных обстоятельствах. Или не сам? Джун, конечно, вернулась в тот проклятый дом — может, чтобы найти ответы, а может, из упрямства. Но старые стены шепчут жутковатые вещи. То скрип на чердаке не от ветра, то в
Лиэнн, медсестра из Манчестера, врывается в паб «Корона» в пятницу вечером, хватает бармена за рукав: «Ты видел Люси? Она говорила, что заскочит к тебе за сменой». Бармен, с татуировкой дракона на шее, пожимает плечами: «Не приходила». На следующий день Лиэнн рыщет по промозглым улицам возле школы, где дочь пропала. В кармане куртки — смятая фотография Люси в красной куртке, сколотая скрепкой к полицейскому протоколу. Муж Том, водитель грузовика, молча копается в гараже, оттирая пятно масла с