Лена, студентка академии искусств в Генте, каждое утро рисует скетчи в кафе *De Lieve* на углу улицы Graaf van Vlaanderen. В дождливый четверг она замечает, как парень с рыжими патлами в зеленом дождевике — его зовут Арно — пятый раз за неделю заказывает «кофе с сиропом лаванды и без сахара». Он садится за соседний столик, достает потрепанный блокнот с набросками мостов. «Вы тоже ведете дневник скучных пейзажей?» — Лена неловко тычет карандашом в его рисунок. Арно смеется: «Это не пейзажи. Я
Лука, 17 лет, в рваной кожаной куртке, каждое утро переходит мост через канал Сенне, чтобы добраться до заброшенного цеха в промышленной зоне Брюсселя. Там он чинит старые мопеды с Виктором — бывшим механиком, который вечно ворчит: *«Двигатель собери сначала, потом философствуй про свободу»*. По вечерам Лука встречается с Эмили возле киоска с вафлями на площади Флагель; она, пряча руки в карманах ярко-желтого дождевика, шепчет: *«Папа опять нашел шприцы в моей сумке. Думает, это мои»*. Ее
В Брюгге Лена, студентка-реставратор, находит в старом шкафу из церкви Святой Крови ожерелье с засохшим тропическим цветком. Ее сосед Йорис, слесарь с вечно запачканными машинным маслом руками, замечает на металлической подвеске координаты — 51°13′N, 4°24′E. «Это Антверпенский порт, — бормочет он, вытирая тряпкой гравировку. — Там мой дядя грузил ящики с каучуком в 70-х». Они едут в заброшенный склад, где под ржавой лебедкой обнаруживают ящик с письмами конголезского миссионера. В одном
Лука замечает пятна ржавчины на лезвии коньков сестры, пока разбирает коробки в гараже. «Мари каталась в последний раз 12-го», — бормочет он, находя под воротником ее куртки сломанный брелок в виде атома. Улицы Брюсселя залиты мартовским дождем; в кафе «Экю» Антуан, поправляя очки, тычет пальцем в распечатку: «Смотри — все смерти в один день, но разные годы. Как билеты в метро с одним штрих-кодом». Лука переворачивает сахарницу, рисуя на мокрой столешнице переплетение трамвайных маршрутов —
Знаешь, вот сюжет, от которого мурашки: представь, в Антверпене внезапно вспыхивает какая-то хворь, и власти в панике отгораживают центр города гигантской стеной. Просто берут — и замуровывают людей внутри, как крыс в лаборатории! И ладно бы просто карантин, но чем дальше, тем больше чешется затылок — а точно ли этот вирус смертелен? Может, всё это спектакль, чтобы прикрыть какую-то жуткую правду? Типа, вот эти чиновники в костюмах на пресс-конференциях — они же вечно врут с каменными лицами,
Знаешь, есть тут одна серия про детектива Ханну Мэйс — ну та, что рулит отделом по секс-преступлениям. Представляешь, каждый день её — как война: то жертвы, которые боятся говорить, то система, что вечно тормозит. А она… Боже, эта женщина — как танк. Никаких полумер, никаких «ну мы попробуем». Только в лоб, только правда, даже если все вокруг шепчутся, что проще закрыть дело. Но вот что цепляет — у неё же свои демоны в голове. Иногда кажется, будто она слишком яростно бьётся за чужие истории,