Роберт Миклус

Томаш закуривает «Петру» у киоска с выцветшей рекламой «Кока-Колы», пока Катержина ковыряет кроссовки в луже возле Жижковской телебашни. Они договорились встретиться у старого трамвая-кафе, где Мартин уже третий час торгует кассетами с Metallica и The Prodigy, переписанными на болгарском магнитофоне. "Твой отец опять грозился выкинуть мою коллекцию?" — спрашивает Катержина, разглядывая потёртую обложку Nirvana. Томаш молчит: вчера из их панельной квартиры на Просеце вынесли телевизор
В промзоне под Прагой Йозеф Коварж чинит конвейерные ленты на обувной фабрике. Запах жженой резины смешивается с кофе из автомата — три кроны, сахар комками. В обеденный перерыв старый Марек сует газету: *«Смотри, опять эти немцы с финнами торгуются насчет угля»*. Йозеф замечает девушку у проходной — кожаная куртка не по сезону, сапоги в царапинах. *«Твой брат Карел? — Она мнёт письмо с синими печатями. — Он работал здесь до 12 апреля?»* В конверте — фото разрушенного маяка где-то под
Тереза, учительница в пражской танцстудии на Вацлавской площади, каждое утро протирает зеркала тряпкой с резким запахом хлорки. Анета, ее подруга с детства, забегает перед репетицией в Национальном театре — натягивает розовые пуанты за кулисами, пока солистки перешептываются о ее «деревенской технике». «Мартин из кафе на углу опять спрашивал, когда ты придешь на тот самый кофе с кардамоном», — бросает Тереза, разбирая старые дискеты с записями чешского фолка для нового номера. Анета морщится: