Озге Озпиринчджи

Эмир копался в старом сундуке на чердаке дома в районе Балат, когда наткнулся на сверток, перевязанный шерстяной ниткой. Внутри лежала выцветшая косынка с вышитыми инициалами «С.Т.» и потрепанная фотография 1940-х: девушка в той же косынке стояла у стен Галатской башни, сжимая в руках книгу на турецком. «Брось это, тут пауков полно», — крикнул снизу его друг Джем, жующий симит. Но Эмир спрятал находку в рюкзак, позже сравнив узоры с узорами на ковре в мечети Арап — совпадение было точным. На
Лейла, 27 лет, нашла запыленный деревянный сундук на чердаке бабушкиного дома в Кадыкёе. Внутри – пачки писем на османском турецком, фотография девушки в платье с кружевным воротником и медная чайная ложка с царапинами. Ее брат Эмир, чинящий мотоцикл во дворе, крикнул: «Опять копаешься в старье? Мама ждет нас к обеду». Лейла провела пальцем по сургучной печати на конверте: «Здесь что-то про деда и греческую семью из Измира...» На рынке Капалы Чарши Лейла столкнулась с седым антикваром Нихатом,
Эмир, командир с красной нашивкой на рукаве, втиснулся в узкий проход между панелями управления. Запах металла и машинного масла висел в воздухе. «Дениз, закрой клапан на втором контуре!» — рявкнул он, перекрывая гул двигателей. Механик, вытирая ладонью пот со лба, пробормотал: «Если еще раз сорву резьбу — патрубки разорвет к утру». Внизу, в радиорубке, Лейла настраивала частоты, ловя обрывки переговоров на греческом. Ее пальцы дрожали — с прошлой вылазки не спала. На рассвете у мыса Сарыч
Айше работает в маленькой кофейне в районе Кадыкёй, каждое утро протирая стойку с треснувшим стеклом. Её брат Эмир, с татуировкой якоря на запястье, таскает ящики с гранатами на рынке «Капалы Чарши», ворча на завывания ветра в узких переулках. Однажды за столиком у окна появляется Мехмет — парень в потёртой кожаной куртке, заказывающий двойной эспрессо. Он роняет ключи от мотоцикла Yamaha 1985 года, Айше поднимает, замечает шрам у него на ладони: *«Это от ножа или от жизни?»* — смеётся. Мехмет
Эмир, парень в потёртой кожанке, каждое утро толкается в маршрутке до мастерской в районе Кадыкёй. Его соседка Лейла, студентка-медик с фиолетовыми прядями в волосах, подбирает кошек возле мусорных баков и спорит с бабушкой по телефону: «*Опять суп без соли? Ты ж сама говорила, сердце пошаливает!*» В четверг Эмир чинит кофемашину для кафе «Дениз», где владелец Али бей ворчит: «*Если завтра не заработает, вычту из твоей зарплаты доллары за зерно!*» — бросая взгляд на курс валют на экране
Элиф, в потёртой кофте с пятном от чая на рукаве, таскает подносы в кафе «Сахаил» у пристани Кадыкёя. По утрам она подслушивает разговоры студентов о долгах, пока режет лимоны тонкими дольками. Её соседка Зейнеп, парикмахерша с фиолетовым маникюром, ворчит: «Опять свет отключили, фен не работает — клиентки сбегут к Селиме!» В пятницу Элиф находит в старом шкафу конверт с фотографией матери в платье 80-х — на обороте адрес в Чекмекёе и пятно, похожее на варенье. Мехмет, сын владельца текстильной
Знакомьтесь: Бахар — обычная женщина, но с необычной силой духа. Двое малышей на руках, счета, которые сами не оплатятся, и эта вечная беготня между работой и домом… Кажется, сломаться проще, чем улыбаться. Но она умудряется. То ли в детях черпает энергию, то ли просто привыкла не сдаваться — не знаю. А потом — бац! — как гром среди ясного дня: появляется *та самая* женщина. Та, что когда-то бросила её, едва научившуюся ходить. И всё, привет, старые раны и тонны вопросов без ответов. Столько
Айше, медсестра из скромной стамбульской поликлиники, ежедневно проходила мимо полуразрушенного особняка в районе Бешикташ, пока однажды не заметила, как там поселился Эмир — архитектор, вернувшийся из Германии после смерти отца. Их первая встреча вышла неловкой: Айше, спеша на смену, зацепила зонтом его чертежи, разбросанные на мокром тротуаре. «Извините, я…» — начала она, но Эмир резко перебил: «Не надо. Уже всё испорчено». Позже он явился в её больницу с порезом от ржавой жести — просил