Халил Бен Гарбия

Леа, 17 лет, копошится в углу кладовки своей бабушки Мари в марсельской квартире с отслоившимися обоями. Под грузом старых газет 1980-х она вытаскивает зелёную шкатулку с заклинившим замком. Внутри — письма, завёрнутые в ткань с запахом лаванды, и потёртое платье в сиреневых пятнах. «Сколько раз твердила — не рыться в хламе!» — хрипит Мари, поправляя очки. Леа, примеряя винтажные серьги-капли: «Тут письмо от какой-то Маргариты… Это наша родня?» Бабушка хлопает дверью, оставив пятно варенья на
Петер, режиссёр с недопитым коньяком в руке, часами сидит в своей парижской квартире с потрескавшимися обоями. На столе — сценарий, испещрённый пометками красным карандашом, рядом валяется фото Карины в рваной рамке. Сильвия, его ассистентка в потёртом жакете, пытается разобрать записи: *«Тут про дождь в третьем акте… ты хотел настоящую воду или фон?»* Он машет рукой: *«Спроси у Ингрид, пусть считает свои франки»*. За окном гудит трамвай №7, а Петер дочитывает письмо от Мартина — старый друг
По роману Агаты Кристи «Час ноль». Казалось бы, что может связывать такую жуткую вещь, как неудавшаяся попытка самоубийства, нелепое обвинение девочки-школьницы в краже и, казалось бы, такое отвлеченное — личные драмы звезды тенниса? Да ничего общего, скажете вы, вот и я сначала так подумал. Но когда небольшой, вроде бы, совершенно обычной компании подворачивается идея отправиться на выходные в дом к пожилой вдове, события начинают закручиваться. Такие мелочи, каждый из которых вроде бы сам по