Ливия Новак, 17 лет, переезжает с матерью Эвой в квартиру на улице Ваци, в старом доме с облупившейся лепниной. Эва, медсестра в районной поликлинике, целыми днями разбирает коробки с фарфоровыми тарелками, оставшимися от бабушки. Ливия находит под скрипящей половицей потрёпанный дневник с надписью «Арпад Ковач, 1956». На страницах — карандашные наброски танков на мосту Сечени и детские стихи о вишнёвом дереве. «Опять эти трещины на стенах заклеиваешь?» — спрашивает Эва, замечая, как дочь
Ласло, 27 лет, в рваной кожанке, каждое утро выкуривает сигарету на балконе хрущевки в Дебрецене. Его соседка Эржи, парикмахерша с фиолетовым чубом, стучит по батарее, когда он включает блютюз-колонку слишком громко: «Опять твоя ржавая музыка — у клиентов в три часа лак не сохнет!» По четвергам он ездит на автобусе №9 к заброшенному заводу «Красный химик», где меняет мешки с белым порошком на пачки форинтов. В кармане — фотография сестры-близняшки Маргит, которая год назад исчезла после
Ласло, худощавый парень в потёртой кожаной куртке, каждое утро разгружал ящики с паприкой на рынке «Лехель» в Пеште. За соседним прилавком Эржебет, её рыжие волосы всегда собраны в небрежный пучок, спорила с поставщиком сыра: «Ты мне вчерашний каймак подсунул, Иштван! Чувствую — кислинка лишняя». Ласло подмигивал ей, доставая из кармана смятый пакетик туроши чуши — они вместе завтракали, обжигая пальцы о горячую кукурузу. По вечерам он брёл через цепной мост, слушая, как трамвай №2 скрипит на
Представь себе — бывшая проститутка, Мона, выворачивает душу соцработнику, лишь бы вернуть дочь. И как она рассказывает... Боже, эта история! Будто проваливаешься в какой-то кривое зеркало: ее втюхали в шикарный ливерпульский бордель, где все призраки из книжек оживают. Там девчонок наряжают в платья Анны Карениной или Эммы Бовари, заставляют шептать цитаты классиков, а клиенты... Ну, сами понимаете, какие фантазии воплощали. Звучит как бредовый театр, правда? Мурашки по коже, когда думаешь —