Ласло, бывший учитель истории, находит в подвале будапештской хрущёвки коробку с письмами на венгерском и русском — адресованы его покойной бабушке Маргит от кого-то подписавшегося «Андраш, 1956». За обедом из паприкаша с галушками он тычет в сестру Эржебет пожелтевшей фотографией: «Смотри, они стоят у кинотеатра «Уранья» — бабка никогда не говорила, что знала солдат СССР?» Эржебет, которая второй месяц сводит бухгалтерию их общей прачечной на улице Ваци, швыряет в него мокрым полотенцем:
Ласло, 27 лет, в рваной кожанке, каждое утро выкуривает сигарету на балконе хрущевки в Дебрецене. Его соседка Эржи, парикмахерша с фиолетовым чубом, стучит по батарее, когда он включает блютюз-колонку слишком громко: «Опять твоя ржавая музыка — у клиентов в три часа лак не сохнет!» По четвергам он ездит на автобусе №9 к заброшенному заводу «Красный химик», где меняет мешки с белым порошком на пачки форинтов. В кармане — фотография сестры-близняшки Маргит, которая год назад исчезла после
Знаешь, как бывает — живут два человека, вроде рядом, а будто через стену. Вот эти двое… Ну, ты ж понимаешь: он — вечный мечтатель с гитарой, который всё пытается «найти себя», а она — практичная до мозга костей, считает каждую форинту и мечтает о стабильности. И всё бы ничего, но их диалоги — как разговор глухого со слепым. То он забывает выключить плиту, то она выбрасывает его «старую майку с концерта», которая «пахнет воспоминаниями». А потом — бац! — случайная беременность, и они вязнут в