Аравинда Кирана

Димас, 23 года, каждое утро развозит заказы из семейной *warung* в узких переулках Джакарты. Его мопед «Веспа» 1987 года скрипит на поворотах, а в корзине — контейнеры с *наси горенг*, завернутые в банановые листья. Сестра Лина, 17 лет, вечно ворчит, пока режет чили: «Если опоздаешь снова, папа сам поедет, а ты останешься мыть тарелки». По вечерам Димас прячется на крыше, рисует граффити с соседским парнем Будхи — тот работает механиком, но мечтает о выставке в Сурабае. Всё меняется, когда
Сурья, парень из Джакарты, переезжает в деревню на Яве после смерти отца. В старом доме с треснувшими ставнями он находит коробку писем от матери, которую считал погибшей. «Зачем ты не сказал, что она жива?» — тычет он в фото 1987 года, где отец стоит рядом с женщиной в платке. Тётя Рини, соседка, ворчит, разливая имбирный чай: «Твой батя боялся, что убежишь к ней, бросишь учебу». Сурья копается в архивах местной библиотеки, пачкает руки газетной пылью, пока не находит статью о пожаре на
Юни, с рюкзаком, забитым картами и дешёвым планшетом, штурмует аэропорт Джакарты. Её мать, Линда, исчезла после звонка из Парижа, где та работала на фармацевтическую компанию. В квартире на улице Мангараи Юни находит старый дневник с координатами склада в порту Танджунг-Приок. Там — коробки с этикетками на французском и пробирки, спрятанные под грузом бананов. «Смотри, это не обычные удобрения», — бормочет Риан, её сосед-студент-химик, показывая на жёлтые пятна на своей куртке. Ночью пара