Тереза Хофова

Лука, итальянец с выцветшим пирсингом в брови, копался в серверах мэрии Праги, пока его напарница Эва из Будапешта пыталась сварить кофе в общежитии с проржавевшим краном. «Проклятье, опять перегорел предохранитель», — бросила она в пустоту, пиная ногой холодильник. Их свел анонимный заказчик из Братиславы: требовалось расшифровать цепочку писем 90-х, найденных в архиве заброшенной типографии. В письмах — чертежи странного механизма и фраза *«Škoda 25.11.1991 — это не машина»*. София, чешская
Микаэла, щурясь через очки с потёртой оправой, копошится в бумагах на кухне, заваленной пустыми банками из-под кофе. Юичиро, развалившись на подоконнике с сигаретой, тычет пальцем в карту: «Вот здесь, у моста Араси, вчера видели тех ублюдков из „Когтей“». За окном дождь стучит по кондиционеру, а из телевизора трещит репортаж о нападении на склад в районе Синдзюку. Микаэла вздыхает, поправляя пластырь на скуле: «Опять кровь в пробирках закончилась. Придётся идти к Харуке перед рассветом». Юичиро
В старом панельном доме на окраине Братиславы 14-летняя Мария ковыряет вилкой холодную *брындзové халушки*, пока её младший брат Йозеф тычет в потолок указкой, оставшейся от отца-учителя. «Смотри, тут трещина, как карта метро!» — бормочет он. На столе — письмо из больницы: родители застряли в инфекционке после вспышки кори в школе, где работала мать. В холодильнике только банка солёных огурцов и плитка *Horalky*. Мария считает мелочь из жестяной коробки от чая: «3.20 евро. Хватит на хлеб или на
Знаешь, иногда ловишь себя на мысли, что некоторые вещи врезаются в память будто раскалённым железом. Вот как тот момент, когда герои буквально физически ощущают вес тишины вокруг — ты сидишь, и у тебя мурашки по спине бегут от этой гнетущей атмосферы. А ещё эти диалоги! Такое чувство, будто слова виснут в воздухе, как тяжёлые капли перед грозой. Не знаю, может, я слишком впечатлительный, но после этого даже обычный шум города за окном начал казаться… ненастоящим, что ли? Честно, до сих пор не