Якуб Каменьский

Казик, с лицом, испачканным угольной пылью, каждый день спускался в шахту под Вроцлавом. Его сестра Агата работала в аптеке на улице Свидницкой, раскладывая пузырьки с валерьянкой и ругая старушек, которые путали зверобой с ромашкой. «Ты опять забыл сменную рубаху?» — бросала она, когда он заходил к ней после смены, оставляя черные отпечатки на пороге. В субботу они с соседом Станиславом, бывшим учителем истории, копались в развалинах заброшенной костельной колокольни под Вроцлавом — Казик
Лена затягивает сигарету у разбитой фары их старого Volvo. Марк ковыряет ключом в замке зажигания, бормоча: "Йенс бы уже до Франкфурта докатился". Она резко оборачивается, пепел падает на грязный снег возле автобусной остановки под Дрезденом. В бардачке находят полупустую бутылку шнапса с наклейкой отеля "Zum Hirsch" – подарок на прошлое Рождество, о котором Марк соврал. "Ты жаловался, что бензин воняет, а сам..." – Лена не договаривает, увидев царапины на двери со
Ришард Капущинский, польский корреспондент с потрескавшимися очками, пробирается через Луанду, где на улицах валяются обгоревшие шины и осколки витрин. В порту он натыкается на Карлуша, ангольского командира с папиросой в зубах: «Ты либо снимаешь это дерьмо, либо я тебе в череп пулю вставлю», — рычит тот, указывая на камеру. Ришард меняет тактику — обменивает пачку сигарет «Карао» на бензин для джипа, который потом чинит механик-подросток, засунув гаечный ключ за ремень. По дороге в Бенгелу его
Середина 90-х, глухой провинциальный городишко у самой немецкой границы. Туманные рассветы, разбитые дороги — и компашка таких же обшарпанных пацанов во главе с Зыгой. Ну знаете, эти вечные мечтатели, которые готовы продать душу за пару джинсов «как у тех немцев». А как ещё вырваться из этой серости? Вот и придумали — через тётку Халину, хитрющую как лиса, втянулись в «юм». Кражи по-мелкому: то духи прихватят из магазина, то пару коробок шоколада. А потом — гоп! — и контрабандой через границу.