Надим Римави

Лейла копошится в сундуке на чердаке старого дома в Джабаль-аль-Вейбдех, выуживая потёртый конверт с печатью отца. Рядом валяется брат Фарес — щёлкает семечки, бросая скорлупу в треснувшую фаянсовую чашку. «Ты серьёзно будешь судиться из-за этих камней? — бормочет он, разглядывая документы. — Дядя Ахмед уже бригаду снесальщиков нанял». Лейла хлопает ладонью по столу, где лежит ключ от мастерской: «Он завещал ремонтировать часы, а не строить парковку!» За окном гудят таксисты, объезжающие
Лийна копалаcь в бабушкином чердаке в Пярну, когда нашла потрескавшийся чемодан с письмами на шведском. В углу валялся сломанный радиоприемник 70-х, пахло сыростью и старыми газетами. «*Ты даже не спросила, почему я уезжала*», — цитировала строку из письма ее мать Айри, затягиваясь сигаретой у плиты, где варилась свекла. Через два дня Лийна уже стояла на пароме в Стокгольм, сжимая в кармане фотографию незнакомца в военной форме — обгоревший угол, дата «1978», подпись «Маркус». В порту ее ждал