Инес, рыжеволосая курьерша на велосипеде, каждый день объезжала районы Монреаля — от Старого порта с туристами, жующими бейгели, до промзон с граффити-гаражей, где местные парни играли в дартс. В кофейне «Папийон» на углу Рю-Шербрук она заказывала латте с сиропом маракуйи, пока бармен Лукас, с татуировкой якоря на запястье, ворчал: «Опять в дождь без куртки? Простудишься». В рюкзаке у нее всегда лежали письма от миссис Трембле — старухи с третьего этажа, которая просила отправлять их в Шербрук,
Лукас, 27 лет, с ампутированной ногой после аварии, возится с мотороллером в гараже на окраине Монреаля. Его сестра Айла, медсестра в синих скрабах, ставит перед ним кружку кофе с корицей: *"Ты опять везешься с этим хламом вместо того, чтоб к протезисту записаться?"* Он игнорирует, ковыряя отверткой в двигателе. В углу валяется пожелтевшее фото их отца — бывшего инженера, исчезнувшего в 2003-м. По вечерам Лукас пробирается в заброшенное офисное здание с граффити «Квебек-Либр», где на
Представляешь, Миле всего двенадцать, а её уже кинули в эту городскую школу-муравейник? Из тихих улочек предместья – прямиком в бетонные коридоры, где даже воздух свистит по-другому. Она вроде старается не пялиться по сторонам, но чувствует себя как таракан под микроскопом – все эти старшеклассники с наушниками, учителя с вечными дедлайнами... То липнут к стенкам, то толкаются у столовки. А она – между партами и чужими взглядами, пытается угадать: улыбнуться соседке по парте или сделать вид,
Ох, помню, как впервые посмотрел эту историю — до сих пор мурашки по коже! Ты будто сам висишь над пропастью, чувствуешь, как под ногами скользкий камень, а ветер рвет дыхание. И ведь знаешь, что это всего лишь кадры на экране, но ладони все равно потеют, сердце колотится как сумасшедшее. А эти моменты тишины, когда даже музыка затихает, и ты слышишь только собственное дыхание… Бррр. Не знаю, как они сняли такое — будто камера становится частью твоего страха. После финала я еще час сидел,