Люка копался в рюкзаке, доставая банку с червями для удочки, когда Марион указала на ржавый ящик под пирсом. Антуан, чиркая зажигалкой о бетон, фыркнул: «Опять старый хлам. В прошлый раз ты нашла кости енота». В ящике лежал фотоаппарат «Зенит» с надписью «Ж.Рено, 1987» на кожаном ремешке. Плёнка оказалась недопроявленной — на снимках мелькали силуэты у воды. «Вот же Клод из школы, — Марион провела пальцем по пятну, — но он переехал в Лион... И почему его лицо такое размытое?» Закат окрасил
В Биаррице, на окраине сырого соснового леса, Мадди Эчебан, 27 лет, в рваной кожаной куртке, натыкается на труп местного рыбака — Хуана Итурбе. На шее жертвы затянута красная бечевка, как для вязки сетей. Рядом валяется пустая бутылка *Irouléguy*, терпкое вино из соседней долины. Мадди, вернувшаяся из Парижа после смерти отца, звонит в жандармерию, но комиссар Арно Дюваль, 45 лет, с щетиной и пятном кофе на рубашке, сразу пресекает её вопросы: «Здесь не ваш парижский *quartier*, мадемуазель. Не
Представляешь, в этой глуши под названием Аверон — да-да, та самая провинция Обрак, где даже сотовый ловит через раз — нашли мертвого мужчину. И всё бы ничего, но расследование поручили Элизабет Ричард, молодой зампрокурора из Родеза. Девчонка, да ещё и в таком жестком мире мужских амбиций! А тут этот жандармский офицер — ну ты понял, тип с усами и вечной гримасой, будто каждый его день начинается с глотка уксуса. Он же её в грош не ставит: то бумаги «случайно» теряет, то совещания пропускает.