Миха Хулсхоф

Лена и Марк, брат с сестрой, торчат в крохотной квартире на окраине Амстердама. Лена копается в старых письмах деда, найденных за шкафом с треснувшей голубой плиткой. *«Смотри, тут про какой-то склад у канала Ортан»*, — тычет она в желтеющую страницу, где чернила расплылись от сырости. Марк, разбирающий велосипедную цепь на кухонном столе, бросает тряпку: *«Опять эти консервы 40-х годов? Дед бредил войной, даже суп варил из крапивы»*. Но на следующий день они уже пробираются через ржавые двери
Представь дождь, который барабанит по крышам Амстердама, превращая каналы в зеркала с трещинами. В узком переулке прячется салон — не то кафе, не то мастерская, где пахнет старыми книгами, кофе и краской. Тут болтают на трёх языках, спорят о Ван Гоге и техно, а за барной стойкой Роми, хозяйка с татуировками как акварельные пятна, разливает эспрессо так, будто это ритуал. Кажется, это место впитало все оттенки меланхолии и безумия города. По утрам сюда забегает студент-философ из Берлина, вечно
Лина, 23 года, чинит велосипедную цепь в гараже отца под Утрехтом, когда находит в ящике с инструментами потрепанный дневник с эскизами птицы, напоминающей фрагменты витража из собора Святого Бавона. На странице 47 — карта Фландрии с пометкой *"De vlam dooft nooit"* ("Пламя не гаснет"). Её сосед Йорис, студент-архивовед, разбирает записи: «Здесь не про искусство. В 1943 году кто-то прятал части механизма… Возможно, часовни в Брюгге?» Утром Лина, не выключив кофеварку,