1834 год, Калифорния. Это было время, когда коррумпированные власти контролировали все аспекты общественной жизни, и местные жители чувствовали себя бессильными перед их безжалостной тиранией. Но даже в такие темные времена всегда находятся люди, готовые бросить вызов системе. В центре этих событий - юный Дон Диего де ла Вега, который был вынужден оставить свою учебу в Испании и вернуться в родной Лос-Анджелес. Причина его возвращения была серьезной - отомстить за убийство своего отца. Дон
Карла, 19 лет, каждый день ездит из окраин Мехико в центр на автобусе №57, где к сиденьям прилипли жвачки. Тренируется в зале с отслоившейся краской на стенах, повторяя *jarabe tapatío* под скрип старого проигрывателя. «Завтра последний шанс — отбор в Рио», — шепчет она, зашивая дырку на розовой юбке. Мать втирает мазь от боли в суставах её отцу, который молча смотрит на гитару в углу. «Там платят 50 тысяч песо. Хватит на лекарства и ремонт крыши», — говорит Карла, завязывая шнурки на потёртых
Всё началось с того, что Хоакин Мурьета, в кожаном ремне с медной пряжкой, привёз в Сонору молодую жену Росарио. Они разбили лагерь у высохшего русла, где брат Хоакина, Мануэль, жарил на углях кукурузу. «Здесь можно начать с нуля», — бормотал Хоакин, разглядывая потрёпанную карту. Через неделю на ранчо налетели люди в пыльных шляпах: шериф-американец Клайд застрелил Мануэля из кольта с перламутровой рукоятью, а Росарио, вырываясь, оставила на камне синий платок. Хоакин подобрал его, ещё тёплый,
Хавьер, официант в кафе *Ла Эсмеральда* на углу улицы Оахак и Медельин, каждое утро протирает столики с треснувшей мраморной столешницей. Его форма пахнет смесью хлорки и жареных блинчиков *кахета* — пятно от соуса чипотле на рукаве не отстирывается уже месяц. В четверг, когда за столиком у окна двое в кожаных куртках обсуждали перевозку «груза» через границу, Хавьер уронил поднос с *атоле*. «Черт, извините, сейчас уберу», — пробормотал он, собирая осколки, пока один из мужчин прижимал к столу
София, 19 лет, каждое утро пробиралась через толчею метро Мехико, держа в руках потрёпанный альбом для эскизов. После лекций в UNAM она мчалась в кафе «La Oruga» на углу улицы Оахак, где разливала капучино с корицей для клиентов в кожаных портфелях. Однажды за столиком у окна застрял Алехандро, гитарист из подпольной панк-группы, — рыжий ирокез и пятно от гуакамоле на рукаве. «Твои рисунки… они как будто кричат, — пробормотал он, листая её альбом с набросками уличных музыкантов. — Сделаем