Франсуа - главный герой нашего рассказа - представляет собой типичного офисного работника, ведущего обычную и в некотором роде монотонную жизнь. Однако все меняется в один прекрасный день, когда он выигрывает в лотерею крупную сумму денег. Это становится поворотной точкой в его жизни, и Франсуа решает, что пришло время внести в нее немного разнообразия и эмоций. Он встречает Даниэллу - девушку лёгкого поведения, и предлагает ей необычное предложение: стать его постоянной спутницей за
Это история о том, как пересеклись пути абсолютных противоположностей: счастливчика и неудачника. Один полон энергии и успеха, другой влачит жалкое существование, ночуя в подворотнях. Встреча этих двух людей могла бы показаться обыденной, если бы не пугающий сценарий судьбы, внезапно нависший над одним из них. Их жизнь начинает переплетаться, и вскоре становится ясно, что эта встреча не случайна. Каждый из них оказывается втянутым в игру на выживание, где на кону стоят жизнь и смерть.
Антуан разбивает яйцо о край сковороды, пока Лена вытирает стойку в кафе *«Le Sud»*. Запах жареного лука смешивается с йодом от порта. В кармане джинсов — письмо от отца, найденное в ящике с винтиками и старыми монетами: *«Встретимся у дока №7. Завтра. 18:00»*. Сестра бросает тряпку в раковину: «Опять он. Ты же знаешь, чем это пахнет». Антуан молча ковыряет трещину на плите — та же, что и в детстве, когда Луи ушёл за сигаретами и не вернулся. На рынке рыбак кричит цены на сардины; мальчик тащит
Лина Ковач, бывшая сотрудница Интерпола, втянута в ограбление музея в лондонском Ист-Энде после того, как её брат Марко исчез с украденной картой XVIII века. Вместе с Марселем Боше, парижским взломщиком с привычкой жевать мятные леденцы во время работы, они проникают в зал с сигнализацией, подключённой к старым газовым трубам. «Трубы гнилые — датчики сработают через три секунды после обрыва проволоки», — бормочет Марсель, доставая мини-паяльник из кармана кожаной куртки. План рушится, когда
Лена Шульц, студентка из Берлина, каждое утро заворачивает в фольгу бутерброды с ливерной колбасой, пока ее соседка-француженка Мари ругается на сломанный душ. «Опять холодная вода? – Лена стучит кулаком в стену. – Может, хватит экономить на трубах?» В Брюсселе пенсионер Арно, перебирая архивные фото брюссельских трамваев 80-х, натыкается на письма матери: «Они убили его за то, что спел не на том языке». Он звонит дочери-журналистке: «Приезжай. Надо поговорить до того, как я передумал». В кафе
Элоиза, 24 года, каждое утро открывает ставни булочной на углу rue des Martyrs. Тесто замешивает в полпятого, пока на тротуарах еще темно. Вчерашние крошки на полу, липкие от сахарной пудры. "Снова опоздаешь на метро", — бросает ей коллега Марсель, закуривая у мусорного бака. В семь утра появляется Люк — рыжий парень с запачканным углем пальто. Берет круассан и дважды переспрашивает: "Уверена, что без шоколада?". Его блокнот всегда раскрыт на странице с наброском Элоизы, где
Люка, худой парень в помятой кожаной куртке, торчит на блошином рынке возле канала Сен-Мартен. Он ковыряется в ящике с винтажными фотоаппаратами, пока Эмили, его соседка с третьего этажа, не тычет ему в бок зонтом: «Слепой? Твой кофе остыл, а Матильда из пекарни спрашивала про долг за круассаны». Они живут в одном доме на улице Ребёр, где лифт ломается каждую среду. Вечером Люка находит в старом «Зените» плёнку с кадрами демонстрации 1986 года — на обочине стоит женщина, точная копия Эмили.
В припортовом районе Марселя 17-летний Лео копается в гараже умершего деда, находит потрёпанный блокнот с чертежами самодельной ракеты. На полях — пометки на русском: «сопло — сталь марки…», «топливная смесь — этанол + жидкий кислород». На автобусной остановке он сталкивается с Эмили, соседкой-студенткой, которая таскает в рюкзаке паяльник и учебник по аэродинамике. «Думаешь, этот хлам взлетит? — тычет она пальцем в эскиз, разложенный на ржавом столе. — Без тест-драйва даже мопед не куплю». Они
Люка, 19 лет, в рваной куртке, таскает ящики с рыбой на рынке «Ле-Аль». Каждый четверг он замечает Эмму — рыжеволосую девушку, которая торгует геранью у киоска №12. Однажды он проливает рассол на её прилавок, и она бросает ему тряпку: «Убирай, пока не воняло всю смену». Он узнаёт, что она копит на теплицу в пригороде, выращивая редкие сорта фиалок в съёмной квартире на Монмартре. Они начинают встречаться у старого моста Сен-Луи, где Эмма рисует эскизы цветов в блокноте с облезлой кожей. Люка
Представь себе: крутой коп с улиц, который пули свистят мимо, и эта вся изысканная дамочка-искусствовед в очках, разбирающаяся в барокко лучше, чем в человеческих лицах. Их впихивают в одну команду — и да, это именно та странная парочка, от которой ждёшь полного провала. А они берут и... срабатываются! Смешно же: он орёт на свидетелей, она залипает на картинах в местах преступлений, будто в музее. И ведь раскрывают дела — неожиданно, с приправами из философских цитат и погонь по крышам. Мне
Знаешь, эта история – прямо как детектив с накалом страстей! Представь: где-то между Марокко и Европой накрыли партию травы от местного "короля" – Эль Фео. Ну, тот самый, у которого целые поля каннабиса под жарким марокканским солнцем. И вот, казалось бы, лакомый кусок – ан нет! Французы с испанцами сразу как гиены набросились: кто ж упустит такой куш? А сам Эль Фео… О, этот парень не из робкого десятка. Стоит себе, наверное, где-то в тени пальм, зубы стиснул – мол, "ребята, вы
Знаешь, жизнь иногда такие виражи выкидывает, что диву даёшься. Вот смотри: алжирка Зора, седая как лунь, уже и не надеется, а всё равно рвётся к тюремным воротам. Ей бы только лицо того подлеца увидеть, который её мальчика за решёткой сгубил. Сердце-то материнское не уговоришь — оно как наждак, всё трёт да трёт эту боль. А в соседнем районе пятнадцатилетняя Лорка — ну вылитая горлица весенняя — втрескалась по уши в какого-то шпанёныша с криминальным шармом. Носит по тюрьмам письма с
Представляешь, молодая француженка Лора, красивая, но с грустью в глазах, приезжает в свой заброшенный родовой дом — продать, забыть, начать всё с чистого листа. Ан нет! Вместо распродажи пыльных комнат она натыкается на... ну, даже не знаю, как описать. То скрипы по ночам, будто кто-то водит ногтями по старым обоям, то тени в коридорах, которых вчера ещё не было. А самое жуткое — её же детские воспоминания оживают, как проклятые слайды. Сиротство, о котором она давно не вспоминала, вдруг бьёт