На борту самолета, преодолевающего расстояние между Варшавой и Парижем, актриса по имени Фелиция погружается в глубины своих воспоминаний о тяжелых временах войны. В эти мрачные годы, когда каждый день мог стать последним, её жизнь кардинально изменилась. Оставив за кулисами свою актерскую карьеру, Фелиция нашла себе прибежище и работу в небольшом уютном кафе, став его душой и опорой для посетителей в трудные времена. Самое значительное событие тех лет для неё связано с Виктором, её коллегой по
Ежи Брыль, бывший боксёр с шрамом над бровью, таскал ящики в порту Гданьска, пока не завербовали в отдел по борьбе с бандами. Его напарница, Ханна Вольска, носила выцветшее пальто и разбирала подпольные азартные схемы — знала все тайные клубы от Варшавы до Познани. В четверг утром у пекарни на улице Млынской Ежи нашел труп грузчика с запиской: *«Следующий — твой знакомый»*. В кармане — обрывок газеты с адресом заброшенной фабрики игрушек. «Там раньше делали деревянных мишек», — буркнул Ежи,
Лука, итальянец с потёртым чемоданом и нелепым словарём, поселился в коммуналке на улице Новый Свят, 12. Его сосед, Марек, инженер с вечным пятном от чернил на рубашке, учит его выговаривать «szczęśliwy» за рюмкой дешёвой водки. Каждое утро Лука покупает бублики у бабки Зофии возле трамвайной остановки, путая злотые с лирами. В молочном баре «У Ванды» он пытается заказать пельмени, но официантка Аня, хихикая, поправляет: «ПирОги, понимаешь? С мясом, а не с сыром!» Заводская гудерьмайстерша
Во Вроцлаве, среди кирпичных развалин и ремонтируемых трамвайных путей, Марек Ковальски, плотник с обожженными смолой пальцами, ищет работу. Его соседка Зофья, вдова в выцветшем платье, торгует на рынке самокрутками из газетной бумаги: *"Две за злотый, и не нюхай — сразу в рот"*. По вечерам в коммуналке на улице Свидницкой Ежи, студент-медик, стирает бинты в жестяном тазу, жалуясь на нехватку йода. В углу кухни Анна, дочь Марека, рисует углём на обоях контуры дома, которого нет — их