В сердце Бухареста, Кости, образец семейного счастья и преданности, вечерами погружается в мир сказок, читая своему шестилетнему сыну захватывающие истории о Робин Гуде. Эти моменты наполнены волшебством и радостью. Но однажды его повседневная жизнь получает неожиданный поворот, когда сосед делится удивительным секретом: в саду дома, где жили его бабушка и дедушка, скрыт настоящий клад. Перед Кости встает заманчивое предложение – взять в аренду металлоискатель и отправиться на поиски сокровища
Иоана торгует яблоками на Пьяца-Оборь в Бухаресте, заворачивая их в газеты с заголовками о забастовках. Каждое утро к ее лотку подходит Раду в потертой кожанке, берет два плода и шепчет: *«В четверг – грузовик с мукой для Сибиу. Если спросят – не видела мои часы»*. Она кивает, пряча конверт с леями под стопкой коробок, но вечером в съемной квартире на улице Липскань считает деньги и звонит сестре: *«Скоро хватит на операцию. Молчи, даже если придут»*. На той же неделе венгерский дальнобойчик
Ливия, 27 лет, фармацевт из бухарестской аптеки на улице Стефана чел Маре, каждый вечер протирала пузырьки с валерьянкой, пока в дверь не врезался Эмиль — археолог в грязной куртке, пахнущий болотной тиной. «Смотри, что выкопал у монастыря Куртя-де-Арджеш», — бросил он на прилавок амулет с треснувшим глазом-трилистником. За окном глохли трамваи, а Ливия вязала шарф для младшей сестры, цепляя спицей этикетки с латинскими названиями. «Это не румынский символ», — пробормотала она, переворачивая
В старом квартале Бухареста, возле закопченной пекарни на улице Липскань, детектив Матей Владу цепляется за сигарету, разглядывая фото жертвы — девушки в порванном платье с выжженным на груди символом: переплетенные змея и крест. Его напарница, Ирина Ковач, втискивается в сырую подворотню, где нашли тело. *"Опять эти нитки... красные, как в прошлый раз",* — бормочет она, поднимая обрывок пряжи. В кармане жертвы — билет в Театр Ликури, датированный днем убийства. Матей проверяет алиби
Знаешь, иногда я ловлю себя на мысли: а что вообще такое эта свобода? Вроде все о ней говорят — «быть собой», «не зависеть», «выбирать». Но когда пытаешься представить её в реальности, всё расплывается, как дым. Вот например: вчера стоял у окна, смотрел на голубей — они же вроде свободные? А потом подумал: да им хоть бы что, лишь бы крошки были. Или это тоже какая-то их «свобода» — радоваться малому? Мне иногда кажется, что мы путаем свободу с удобством. Типа: «О, у меня выбор из ста сортов
В старом районе Бухареста, рядом с закопченным зданием суда, адвокат Андрей Ковач пьёт кофе с прогорклым привкусом из автомата. Его клиентка, Лидия Морару — медсестра из больницы «Сфântул Николае» — обвиняется в краже лекарств. «Ты же знаешь, я брала только антибиотики для мальчишки из нашего подъезда», — бормочет она, теребя потёртый платок. Андрей замечает на её ладони следы йода, но не успевает спросить — через дорогу кричит велосипедист, сталкиваясь с такси. В кармане у адвоката гудит
Ох, Валахия начала XIX века – это же какой-то вихрь противоречий! Представь: князья вроде и пытаются вписаться в новую эпоху, строят дороги, меняют законы… а потом бац! – и будто спотыкаются о собственные тени. То вдруг вспомнят про дедовские обычаи, то начнут судиться из-за клочка земли, как триста лет назад. Странно это: вроде европейские моды уже стучатся в дверь, а в воздухе всё ещё пахнет смолой факелов и старыми свитками. Иногда кажется, будто сама земля тут сопротивляется переменам – то