Даниэль Костель

Представь: Париж, утро. Туман цепляется за Эйфелеву башню, как обычно, а в метро кто-то вечно опаздывает на работу. Ничего не предвещало, честно. А потом небо просто... треснуло. Сначала подумали — военные учения или галлюцинации от перегара. Но эти твари, огромные, будто склеенные из ржавых машин и костей, просто начали плавить всё лазерами. Бежали, кричали, кто-то снимал на телефон — смехотворно, да? Как будто лайк в инсте спасёт от конца света. А запах... Гарь, металл и что-то сладковатое,
Представь — старые плёнки, которые, кажется, пылились в архивах вечность, вдруг оживают. Это же не сухие учебники истории, а живые кадры: вот Сталин поправляет усы, Троцкий яростно жестикулирует, Ленин — да тот самый! — идёт по снегу. Снимали всё подряд: солдаты в окопах, корреспонденты под обстрелами, даже обычные люди с кинокамерами, которые рисковали, чтобы запечатлеть хаос. Когда видишь их лица в цвете — а кто-то умудрился раскрасить эти кадры! — возникает странное чувство. Будто призраки
Знаешь, иногда кажется, будто мы всё уже видели про те времена — а потом попадаются кадры, от которых дыхание сбивается. Представь: полтысячи часов старой хроники, которую буквально вернули к жизни — раскрасили, озвучили, вдохнули в неё сердцебиение. И ведь это не парадные съёмки, а сама война без прикрас: грязь окопов, лица солдат, которые даже не знают, доживут ли до завтра. Ты будто проваливаешься в ту эпоху. То ты в промёрзших траншеях под Верденом, то где-то в палестинской пустыне, где
Знаешь, иногда думаешь — как вообще такое возможно? Вот был парень, который мечтал стать художником, провалил экзамены, болтался без дела… А потом бац — Первая мировая. И в этой кровавой мясорубке его, кажется, щелкнуло: мол, "я должен спасти Германию!" И ведь никто тогда не видел в этом Адольфе будущего монстра. Ну серьёзно — ну рисовал он кривоватые акварели, ну орал на митингах… Кто ж знал, что из этого выйдет? А потом 1929-й — всё рухнуло. Люди голодали, злились, и тут он как гриб