Родольфо Паласиос

Карлос Мендоса, лаборант из Института биохимии в Пуэбле, каждое утро замечал странные пометки в своих записях — цифры, обведенные красным. Он прятал флешку с данными о неизвестном вирусе в банку из-под растворимого кофе, которую брал с собой даже в уличную закусочную, где ел *тако аль пастор*. «Почему ты всегда носишь этот потрепанный рюкзак?» — спросила Лусия, его сестра, разглядывая граффити с изображением ягуара на стене своего автосервиса. Она хранила под капотом старого «фольксвагена»
Эдуардо приезжает в Пуэблу после десяти лет в Мехико, узнав о смерти отца. В доме детства, где на кухне еще пахнет кукурузной похлебкой, Карлос, старший брат, сидит за столом с бумагами. «Ты опоздал на похороны, но вовремя для разорения», — бросает Карлос, протягивая договор о продаже текстильной фабрики. Эдуардо замечает, что чернила на подписи отца расплылись, как после дождя. В мастерской, где раньше кроили ткани, теперь валяются пустые бутылки текилы — Карлос уже сдает помещение под склад.
Знаешь, иногда попадаются фильмы, которые как будто обнимают тебя через экран? Вот этот — точно из таких. Представь: десять мексиканских режиссеров, каждый — как взрывная смесь страсти и безумия, снимают по десятиминутке. И не про даты из учебников, нет! Они ловят саму *дыхание* революции — ту самую, столетнюю, которая до сих пор бродит по улочкам как призрак с гитарой и мачете. Честно, сначала думал — опять пафосный альманах про «дух нации». Ан нет! То ли пьяный марьячи за кадром звучит, то ли