В Праге инженер Карел Новак, затягивая ремень на потёртом пальто, каждое утро покупает газету *Lidové noviny* у лотка на Вацлавской площади. Его жена Марта, вытирая руки о фартук, бросает: «Опять эти собрания в клубе?» Он молча кивает, пряча в портфель листовки с гектографа. В Вильнюсе студент Юргис Адомайтис переправляет через Неман ящики с радиодеталями для дяди-железнодорожника. «Скажи, что это запчасти для тракторов», — бормочет он перевозчику, поправляя очки, запотевшие от речной сырости.
Эдвин Штернс, ветеран рыбного рынка в Юрмале, каждое утро начинал с треснутой эмалированной кружки, куда наливал густой кофе, разбавляя ложкой сахара. Его ржавый велосипед скрипел по гравийным дорожкам мимо деревянных дач, пока он не добирался до причала, где разгружал коробки с кильками. Однажды в сетях запутался медальон — три дуба, сплетенных ветвями. «Tēvs, откуда это?» — спросила Лига, его дочь, вертевшая находку в руках перед школой. Эдвин пожал плечами: «Кажется, старее, чем я. Чувствую,
Представляешь, 1917 год, Курземе — глушь, где война будто притихла, но не отпустила. Сюда, в захолустный санаторий для контуженных, судьба закидывает Ульриха — немецкого врача, уставшего от крови и взрывов. Думал, будет тихо лечить сломанные души? Как бы не так! Это место... оно словно живое. Воздух густой от тишины, пациенты — будто призраки в пижамах, а в коридорах витает что-то жутковатое, почти мистическое. Ты чувствуешь, как его рациональность трещит по швам — он же всё пытается навести