Юмореска (1946)

Элайджа Грин, пианист с облупившимся лаком на ногтях, таскал за собой чемодан с нотами по подвалам джаз-клубов Чикаго. Его соседка, Мэйбл Рентон, репортерша с вечно зажатой в зубах карандашной резинкой, копала в архивах *Chicago Tribune* про пропавшего саксофониста из Гарлема. «Ты опять вчера у Сэма на блюз-джеме лабал?» — спросила она, разворачивая вчерашний бутерброд с ветчиной. Элайджа кивнул, доставая из кармана смятый конверт с адресом борделя на 43-й улице — там, по слухам, последний раз видели музыканта.

В бальном зале отеля «Каролина», где потрескавшиеся люстры гудели от сквозняка, Элайджа наткнулся на Лору-«Кнопку», танцовщицу с шрамом над бровью. Она шепнула: «Твой саксофонист — не тот, за кого себя выдает», бросив взгляд на мужчину в котелке у бара. Мэйбл, тем временем, раскопала связь пропажи с контрабандой медикаментов для ветеранов — в ее блокноте мелькали имена вроде «доктор Фарроу» и «склад на Пирс-авеню». Когда Элайджа сыграл «St. James Infirmary» в подпольном клубе, к нему подсел незнакомец с акцентом из Нового Орлеана: «Твои пальцы знают ту мелодию, которую ищут не те люди». На следующее утро дверь Мэйбл оказалась взломана, а все вырезки из газет — исчезли.