Молчание моря (1949)

Дядя Жан и его племянница Мари живут в доме с треснувшими ставнями на окраине Нанта. Каждую среду вечером, ровно в семь, немецкий офицер Вернер фон Келлер стучит в дверь тяжёлым кольцом, вешает шинель на вешалку с ржавым крюком и садится в кресло у камина. Его сапоги оставляют грязь на половике, вышитом синими маргаритками. "Сегодня в порту я видел лодки, похожие на ваши детские игрушки", — говорит он, поправляя очки, но Мари, штопающая чулок у окна, лишь переворачивает страницу книги с нарочитым шелестом. Жан, стиснув трубку зубами, смотрит на часы с отломанной стрелкой — до конца визита осталось сорок минут.

Вернер приносит плитку шоколада, завёрнутую в газету с заголовком о блокаде, и кладёт её на край стола, где уже лежат нотные тетради Бетховена и потёртый томик Вийона. "Вы когда-нибудь бывали в Эльзасе? Там тополя стоят, как солдаты…" — бормочет он, разглядывая трещину на фарфоровой чашке. Однажды ночью Мари, спускаясь за водой, застаёт его в кухне: он переводит французские стихи на немецкий, мокрые строчки расплываются в луче фонаря. "Зачем?" — вырывается у неё. "Чтобы понять", — он не поднимает головы. Через неделю его переводят на Восточный фронт. В пустом кресле остаётся письмо с пятном от кофе: "Ваши маргаритки всё ещё в моей сумке".