Когда цветет белая сирень (1953)

Анна, с потёртым рюкзаком за плечами, пробиралась через руины Мюнхена к старому рынку на Шеффельштрассе. На углу, где раньше была пекарня, старик Фриц продавал засахаренные ягоды в обмен на сигареты. «Томас просил передать — завтра у электростанции. Без опозданий», — бросил он, сунув ей свёрток с чёрным хлебом. В квартире на третьем этаже, где обои отслаивались пластами, Томас чинил радиоприёмник, обмотанный изолентой. «Почему Фриц всегда шепчет, будто гестапо ещё у власти?» — спросила Анна, разворачивая хлеб. «Он просто боится, что его сирень снова вытопчут», — ответил Томас, указывая на куст у окна, проросший сквозь трещину в бетоне.

Через неделю в ящике с инструментами отца Анны нашли пачку писем с печатью «Кёнигсберг, 1944». «Ты знала, что он служил под Гудерианом?» — Томас размазывал сажу по столу, сравнивая подписи. Они отправились на свалку возле вокзала, где рыжий кот таскал колбасные обёртки. Там ждал человек в плаще без пуговиц: «Ваш отец не сводил рельсы — он свозил людей. И сирень сажал как метку». На обратном пути у трамвайных путей Анна заметила шрам на руке Томаса — такой же был на фото из письма. «Кёнигсберг… Ты же говорил, родился в Бремене», — она остановилась, услышав гудок поезда из Восточного сектора.