Акваланги на дне (1966)

Володя Коваленко, бортинженер с татуировкой якоря на предплечье, ковырял отверткой в панели гидроакустики, когда эхолот захлебнулся помехами. «Черт подери, насос снова клинит», — бросил он через плечо капитану Сергееву, вытирая машинным маслом щеку. На столе в рубке валялись чертежи, обведенные красным карандашом, и банка тушенки с ржавым ключом. Внизу, в декомпрессионной камере, врач Миронова, в засаленном халате, перевязывала водолаза Петрова, который накануне зацепился за сеть браконьеров. «Сережа, хватит геройствовать, — сказала она, затягивая жгут. — Следующий раз оторвет ногу, и будешь на костылях в буфет ходить».

К полуночи на камбузе пахло жженым кофе и соляркой. Матрос Гриша, бывший тракторист из Воронежа, чинил проржавевший клапан баллона, напевая «Смуглянку» сквозь зубы. В каюте капитана горела зеленая лампа — Сергеев строчил в журнал: *"17.08. Штиль. На глубине 40 м обнаружены следы подводных взрывов…"*. За стеной Миронова и Коваленко спорили о Чехове, стуча кружками по жестяному столу. «Он не пессимист, — хрипел Володя, разминая папиросу. — Он реалист, как мы с тобой. Видишь дно — пиши дно». Утром, когда Петров, хромая, вышел на палубу, экипаж уже грузил новую партию баллонов. Вдали маячил катер пограничников, поднимая фонтан брызг.