Изгибы плоти (1970)

Лука, руки в машинном масле по локоть, ковырялся в двигателе «Гуцци», когда Кармела зашла в гараж. «Рыба протухнет, пока ты тут возишься», — бросила она, поправляя корзину с анчоусами. Он вытер лицо тряпкой, оставив полосу грязи на щеке: «Если бы ты не гонялась за каждым лиром на рынке, мотоцикл не глох бы у фонтана Сан-Доменико». Вечером, за стаканом терпкого *аглианико*, Лука услышал от Энрико, кузена-контрабандиста: «Полиция рыщет возле старых тоннелей. Завтра везешь ящики в Салерно — или везешь, или сам станешь удобрением для виноградников». Кармела, подслушав у двери, разбила тарелку с кальмарами — осколки застряли в трещинах каменного пола.

Через неделю они тряслись в грузовике с поломанными фарами по дороге в Барселону. Лука устроился на фабрику пробок для вина, ночами чинил мопеды в гараже за церковью Санта-Мария-дель-Мар. Кармела, обжегшись на жареном миндале, продавала его туристам у Рамблы. «Ты думал, Энрико забудет?» — спросила она, заметив в толпе человека в шляпе с пером. Лука молчал, затягивая гайки на бензобаке. Когда Роза, швея с соседней улицы, принесла ему залатанную куртку, он прошептал: «У них в Сицилии долгая память». В финале, под крики чаек в порту, Энрико достал нож с костяной ручкой, но Лука швырнул в него банку оливкового масла — стекло разбилось о кирпичную стену, желтая лужа растеклась между камнями.