Берег (1984)

В мае 1945-го танкист Николай Ручьев останавливается в полуразрушенном доме под Берлином. Хозяйка — немка Марта с седой косой — молча кивает на комнату, где висят фамильные портреты в треснувших рамах. Её племянница Лотта, 17 лет, в платье с выцветшими ромашками, включает патефон: *«Это брата… он в Норвегии. Может, уже нет»*. Николай чинит сломанный забор, Лотта разливает эрзац-кофе из жестяного чайника. По вечерам она спрашивает: *«А в Сибири правда медведи по улицам ходят?»* — и смеётся, когда он путает немецкие слова. Через неделю её имя в блокноте — строчка между датой капитуляции и списком потерь.

В 1974-м Ручьев, седеющий писатель из Ленинграда, получает письмо от Марты: *«Приезжайте. Лотта в Гамбурге»*. В библиотеке, где пахнет клеем и пылью, она выдаёт ему книгу Брамса — пальцы в чернильных пятнах, голос тише: *«Томас, мой сын, в школе… вы говорите по-немецки?»* Муж Лотты, Герхард в круглых очках, чинит во дворе велосипед, сын щурится на акцент гостя. За чаем с изюмом Николай роняет: *«Могло быть иначе»*. Лотта поправляет скатерть: *«У меня уже ревматизм. Ты видел наш дом? Его снесли в шестидесятых»*. Дождь стучит в окно, когда она внезапно встаёт: *«Покажу, где брат похоронен»* — и не договаривает, как тогда, в мае.