Пьяный рассвет (1988)

Джейк, таксист с облупленной желтой машиной, каждую ночь кружил вокруг закусочной «Лунный блик», где Лина, его сестра, мыла посуду в перчатках с дырками на указательных пальцах. Однажды в салон ввалился мужчина в плаще, пахнущем мокрым асфальтом: «Гони к докерским складам, быстро». На заднем сиденье осталась кожаная сумка с фотографиями Лины, сделанными сквозь запотевшее окно кафе. Утром Джейк нашел в кармане плаща записку: «Перестань копать, слепой щенок — не сторожевая собака». Лина, разглядывая снимки, прошептала: «Это тот же объектив, что и у мамы… Помнишь, как она снимала нас на пляже перед…» Джейк перебил, бросив ключи на кухонный стол: «Забей. Завтра меняем замки».

В гараже Мэла, бывшего механика с татуировкой якоря на шее, Джейк обнаружил старую газету: на фото докерского бунта 1972 года мелькнуло лицо их покойного отца. Лина, рисуя углем портрет незнакомца из такси, вдруг выцарапала на полях: «Он был в нашей квартире. Нюхал папин старый свитер». Мэл, чиня радиатор, бросил гаечный ключ в ведро: «Твой старик задолжал не тем людям. Думал, сгорело всё, да видно, искры остались». Ночью у «Лунного блика» Лину схватили — в грязи асфальта остались следы ее кед и осколок стекла от браслета, который Джейк собрал в платок. В сумке незнакомца он нашел билет на паром до острова Хартс — туда, где их мама разбилась на лодке, оставив на сиденье раскрытый блокнот с последним словом: «Простите».