Августовская рапсодия (1991)

Сатико, учительница каллиграфии из Хиросимы, каждое утро заваривает чай в потёртом железном чайнике, оставшемся от матери. Её сын Хироаки, переехавший в Токио, звонит редко — вчера говорил, что задержится с оплатой аренды. «Опять забыл про банковский перевод? — щурится она, разглядывая трещину на окне. — В парке вишни уже осыпались, а ты даже не видел». По вечерам она перебирает старые ученические тетради, подписывая даты: *6 августа* выделено красным.

В 1945-м шестнадцатилетняя Сатико шила солдатские рубахи на фабрике, где воздух был густ от хлопковой пыли. «После войны откроем кафе с плюшками, — шептала подруга Митико, пряча обожжённые пальцы. — Ты будешь печь, а я — считать деньги». Взрыв застал её на улице: вспышка ослепила, потом — обрубки стен, крик Митико: «Не смотри на моё лицо!» Сейчас Сатико находит в почтовом ящике открытку от сына: «Приеду через неделю». Рука дрожит, когда она кладёт к подножию памятника в Мемориальном парке связку сушёных хризантем. «Ты всё ещё носишь эти шрамы, как медали», — бормочет встреченная у входа старуха в помятом кимоно.