Экзорцизм святого Патрика (2024)

Отец Шон О’Мэлли, пятидесятидвухлетний священник с седыми прядями в чёрной сутане, разбирает третий за месяц случай в захолустной ферме под Спрингфилдом. Хозяйка дома, Мэриэн Дойл, ломает пальцы с облупившимся лаком, пока Шон осматривает её дочь Кейтлин — девочка привязана к кровати ремнями от чемоданов, бормочет фразы на древнегаэльском. В углу комнаты пахнет горелым сахаром, а на обоях проступают влажные пятна, напоминающие очертания ворона. «Вчера она перевернула печь, — шепчет Мэриэн, пока Шон достаёт из потрёпанного портфеля требник с пометками на полях. — Говорит, что «реки высохнут, когда камни заговорят». В подвале Шон находит разбитый кувшин с землёй — анализ позже покажет частицы торфа из графства Арма.

Семинарист Лиам, двадцатитрёхлетний ассистент в очках с синими дужками, скачивает аудиозапись голоса Кейтлин на смартфон. «Это не демон из ритуала, — он тычет пальцем в спектрограмму. — Смотри, частоты совпадают с записями шаманских трансов из музея в Дублине». Шон игнорирует его, вытирая пот со лба платком с вышитыми инициалами сестры Эйлин — она умерла в 2002-м, оставив ему коробку писем от матери. Во время поездки на пароме через озеро Мичиган Лиам роняет фразу: «Может, это не одержимость, а генетическая память?» — но Шон уже копается в карте 1921 года, помечая крестом заброшенную часовню у маяка. Ночью, разбирая ящик с инструментами в гараже, он находит под слоем ржавых гвоздей медный медальон — такой же, как у Кейтлин в момент припадка. За окном воет ветер, а радио в углу внезапно шипит: «…вернись, сынок…» — голос, идентичный материнскому.