Бродвей (2022)

Элени, хозяйка таверны на скучном санторинском переулке, нашла в ящике для столовых приборов потёртую карту с метками в виде трезубца. Костас, её сосед-рыбак, закатал рукава, разглядывая пятна вина на пергаменте: «Опять старьё из бабушкиного сундука? Лучше помоги разгрузить кальмаров — туристы с круиза через час набегут». Запах жареной мусаки смешивался с йодом, пока Элени царапала ножом по столу, пытаясь скопировать символ. Ночью она отправила фото карты Люку, парижскому художнику, с которым переписывалась из-за случайного лайка в инстаграме. Тот, сидя в «Кафе де ля Пэн» с крошками круассана на чёрной водолазке, вдруг выронил телефон: на его эскизе заброшенной станции метро повторялся тот же трезубец.

Раду, ветеринар из сибиуской деревни, чинил забор у овчарни, когда его пёс Бучум выкопал из грязи железную пластину с выбитым узором. «Неси лопату», — пробурчал он, вытирая руки о замшевый фартук. Через неделю в его сарае уже лежали обломки римской керамики и письмо от Элени с вопросом про «архивные находки». Люк, протащившись через три пересадки, вышел на снежный перрон в Карпатах, где Раду разложил на столе в гостевом доме все артефакты. «Вы видели, как он светится под ультрафиолетом?» — спросил румын, включая дешёвую лампу из аптеки. Элени, подключившись по видеосвязи, перевела: «В минойских текстах трезубец — ключ к порталам. Но Костас говорит, это просто маркер для рыбных рынков». Костас на заднем фоне резал осьминога и хрипло засмеялся.